«Мы не будем поклоняться США»: полная версия интервью с президентом Филиппин Дутерте

— Господин президент, вы приобрели мировую известность благодаря ряду резких заявлений, сделанных в последние месяцы. Почему вы избрали такой стиль в международной политике? И считаете ли вы его эффективным?

— У меня не было амбиций, я не стремился стать фигурой на международной арене, а лишь хотел быть мэром здесь (в своём родном городе. — RT). Но некоторые события просто изменили ход моей жизни. Что же касается внешней политики, то здесь Филиппины, по существу, следуют курсом Соединённых Штатов. Почему? В своё время наша страна была захвачена Испанией и на 400 лет превратилась в колонию. Проиграв в войне с американцами, испанцы были вынуждены в том числе отказаться от своих владений в Тихом океане, включая Гуам и Филиппины. У нас и на Гуаме испанские имена, как раз потому что мы были испанскими колониями. Нас уступили американцам, и те оккупировали мою страну в течение 50 лет. Но в итоге мы всё-таки добились независимости, пройдя через кровопролитную революцию и жёсткие репрессии. На острове Самар, который входит в состав Висайских островов, погиб американский генерал — или какой-то другой высокопоставленный американский военный, не помню, — и из-за этого они истребили весь город, всё население старше 10 лет. А ещё сняли церковные колокола и увезли с собой в качестве трофея. Колокола до сих пор у них, и мы просим их вернуть — хотя бы просто ради наших чувств, как напоминание о жертвах расправы. За такие вещи американцы даже не сочли нужным принести извинения.

— Но в то же время Америка помогла Филиппинам обрести независимость в 1946 году, после того как завершилась японская оккупация. На ваш взгляд, должны ли Филиппины в какой-то мере быть благодарны Западу? Или вы считаете, что своих союзников он просто использует?

— Если бы передо мной сейчас сидел американец, я бы сказал ему: «Вы хотите, чтобы я вас благодарил за оккупацию моей страны? Вы пользовались дарами этой земли 50 лет. Да, вы дали нам независимость. Но я сожалею, что предыдущие президенты просто поклонялись американцам и исполняли всё, что они скажут. Сам я не такой, потому что хорошо помню историю и до сих пор чувствую боль».

— Именно эта боль заставила вас назвать президента Обаму так, как вы его назвали (Дутерте позволял себе неоднозначные высказывания в адрес Обамы. — RT)?

— Я не люблю, когда мною командуют. Возьмём, к примеру, поставки оружия. Буквально на днях мы вели переговоры по закупкам, и один сенатор встал и заявил, что «на Филиппинах нарушаются права человека, и мы приостановим поставки». Хорошо! У нас уже есть друзья, хорошие друзья. C Китаем мы были очень далеки друг от друга — из-за множества разногласий, в том числе в Южно-Китайском море. Однако я решил нанести визиты в страны АСЕАН — организации, членом которой мы являемся, — и просто представиться, поскольку я тут новенький: «Здравствуйте! Я президент Дутерте». В итоге я достиг берегов Китая, и у нас состоялась очень хорошая беседа. Знаете, председатель Си Цзиньпин — замечательный человек. И я понял, что в нашем историческом прошлом у нас были возможности, которые мы упустили.

Мы никогда не говорили о военном альянсе. На саммите АСЕАН в Лаосе я лично попросил о возможности побеседовать с премьер-министром России Медведевым, у нас состоялся разговор. И я сказал ему: «Я ни о чём не прошу. Мы выживем и сами по себе. Я просто хочу, чтобы вы знали, что мне хотелось бы сближения с вами и с Китаем, потому что мне не нравится то, что с нами происходит». Всякий раз — как раньше, так и сейчас, — когда Соединённые Штаты критикуют нас или делают нам замечания, это неизбежно принимает форму условия: «Если вы не сделаете то или это, если вы поступите вот так, а нам это не понравится, — мы прекратим вас поддерживать». И так каждый раз! С этим сталкивались несколько моих предшественников. Вы понимаете, Америка ведь не является участником Международного уголовного суда. И при этом Обама грозит мне судебным преследованием! Извините. Он, наверное, разум потерял. Они говорят о «внесудебных расправах». Что это значит? Такие слова подразумевают, что Комиссия по правам человека принимает для себя систему уголовного судопроизводства, но раз вы в эту систему не входите, какое у вас право говорить подобное? Вы и определения-то нормально дать не можете, потому что не состоите в этой организации, и тем не менее мне угрожаете! И я сказал: «Да пожалуйста. Защищать свой народ — не преступление! Это вопрос самосохранения. А вы сводите это к угрозам преследования и прекращения своей поддержки».

— То есть вы явно больше склоняетесь к альянсу с Китаем и Россией, чем с США?

— На данный момент, да. Скажем, только что прошёл саммит АТЭС в Перу, и у нас была возможность встретиться. Пока я находился там и пока мы ждали начала конференции, я обрёл новых друзей. Не хочу никого обидеть, но я обратил внимание, что президент Путин редко улыбается. Знаете, совсем не часто. В последний день мы с ним виделись, и он пожал мне руку: «Здравствуйте, господин президент». В зале, где мы сидели, я прошёл к своему месту. Справа от меня был президент Папуа — Новой Гвинеи, а слева — президент России. Мы ещё раз с ним поздоровались и пожали друг другу руки. Конференция завершилась, мы встали, я сказал, что должен идти. Другой лидер похлопал меня по плечу, и мне необходимо было побеседовать с ним. Путин тоже общался с кем-то. Но когда пора было уходить, я сказал ему: «Господин президент, я пойду». И тогда он улыбнулся мне и сказал: «Жду вас в гости в России!» Я ответил: «Да, конечно, только не сейчас. Я холод не переношу». В наших беседах я никогда не подчёркивал, что хочу того или иного. Я говорил президенту Путину, что мне нужны только дружеские отношения. Важно показать миру, что я не ограничиваю своё общение узкой группой стран и намерен взаимодействовать с остальными, потому что мы суверенное государство и должны поддерживать дипломатические и деловые отношения со всеми. И когда такие отношения приносят нам пользу, то я благодарю Бога.

— Вы упомянули деловое сотрудничество. Не могли бы вы уточнить, в каком состоянии сейчас находится военное сотрудничество между Филиппинами и Россией?

— Я не готов к военным союзам, потому что у нас есть договор, подписанный в 1950-е годы. Но я готов сотрудничать со своими новыми друзьями, Китаем и Россией, для установления мира во всём мире. Мне сказали, что Америка решила прекратить поставки вооружения. И я ответил: «Ну и ладно, у меня есть друг, у которого оружия хватает. Да ещё и продается оно по принципу «купил одно — второе в подарок». Какое мне дело до вашего!»

— Но опросы показывают, что большинство жителей Филиппин поддерживают альянс с США. 

— Да. Мы были американской колонией почти 50 лет. Поэтому здесь нет ничего удивительного. Это, можно сказать, в крови у филиппинского народа. Но я постепенно объясняю стране, почему я принимаю такие решения. Мне кажется, что сердцем филиппинцы всё понимают. Ведь я очень громко заявлял: «Мы не нация попрошаек! Мы проживём и без вашей помощи. Хватит! Если вы хотите начать в отношении меня какое-то преследование — пожалуйста, но предоставьте доказательства». Я не позволю докладчику из ООН допрашивать меня, словно преступника. Я не против, чтобы всё происходило на телевидении. Может быть, даже получится пригласить вас в качестве специалистов. Я могу пригласить всех. И я скажу докладчику: «Вопросами ко мне дело не ограничится! У меня к вам тоже будут вопросы. Не вмешивайтесь во внутренние дела моей страны». У нас серьёзная проблема: в стране четыре миллиона наркоманов. Мы посчитали, что для её решения нам понадобится 2 трлн филиппинских песо, так? У нас никогда не будет таких денег. В стране проблема, а они предъявляют претензии из-за смерти 3000 человек, при этом понимая, что за люди были убиты! Особенно если говорить о тех, чьи тела были обмотаны скотчем. Зачем полицейским вообще тратить время на то, чтобы заматывать кого-то в скотч, когда можно просто пристрелить идиота? И сказать потом, что он оказывал сопротивление.

— Мне хотелось бы вернуться к теме США. После новостей о том, что следующим президентом США станет Дональд Трамп, ваша критика в адрес этой страны, похоже, смягчилась. Вы думаете, вам удастся найти с ним общий язык и изменить отношения двух государств?

— Я не могу делать публичных заявлений на эту тему. Но почва сейчас прощупывается. Отставные генералы даже написали мне длинное письмо, и заканчивается оно словами: «Нет никаких сомнений, что мы можем вновь стать хорошими друзьями и перезапустить эти отношения». Моя предвыборная кампания проходила как раз под лозунгом перемен. Во-первых, я обещал избавиться от коррупции — и я исполню это обещание. В моём правительстве коррупции не будет. Во-вторых, я обещал положить конец наркоторговле, потому что наркотики ставят под угрозу следующее поколение молодых филиппинцев — тех из них, которые подсаживаются на наркотики. И в-третьих, я обещал положить конец преступности, чтобы люди могли спокойно приезжать в нашу страну. В городе Давао даже в самый поздний час можно спокойно пойти куда угодно, и вас никто не тронет. Знаете, какую ситуацию я считаю образцовой? Когда много лет назад я стал мэром Давао, я обратился к полицейским города: «Мне хочется, чтобы вы могли предложить своим жёнам и дочерям гулять по улицам Давао всю ночь, до утра. Если за всё это время с ними ничего не случится, значит, ситуация стала образцовой». И я активно за это боролся. Преступникам в моём городе — и за это меня хотят привлечь к ответственности! — я сказал: «Преступники и наркоманы, прочь из моего города! Не разрушайте мою страну, иначе я вас уничтожу». Потому что наркотики уже текли рекой. Но я сохранял непримиримую позицию в этом вопросе. И в промежуточные годы именно благополучие прежде всего Давао стало расти в геометрической прогрессии. В какой-то момент Давао занимал 9-е место в списке самых безопасных городов мира. Это очень высокий показатель. Вот почему Давао — чистый город, в котором нет преступников и крайне низкий уровень наркомании. Да, кто-то может здесь появиться, потому что границы города прозрачные, проницаемые и препятствовать въезду людей невозможно, мы ведь не в фашистской стране живём. Но необходимо думать о гражданах. Пока я президент, я буду до последнего гнать прочь наркодилеров и уничтожать наркобаронов. Так что пусть оказывают сопротивление полиции. Повторюсь: если преступник не сопротивляется, мы, конечно же, не можем просто взять и застрелить его. Какой в этом смысл? Зачем создавать себе дополнительные неприятности, ввязываться в новые разбирательства? Всё это происходит, только когда преступники оказывают вооружённое сопротивление полиции, проявляют жестокость, представляют опасность для жизни окружающих. Но я никогда не призывал к самосуду, к тому, чтобы связывать людей, ставить на колени и расстреливать. Это по-бандитски! Президенту такое не к лицу.