Концы в воду: век назад произошёл крупнейший взрыв на судне в истории Российской империи

Из Нью-Йорка — в Архангельск

Летом 1916 года, в разгар Первой мировой войны, Российская империя вела активные боевые действия на Юго-Западном фронте. Армия нуждалась в оружии и боеприпасах, которые можно было доставить на территорию страны только через северные порты Мурманск и Архангельск. Для транспортировки военных грузов строили ледоколы, а также прокладывали железную дорогу Петроград — Мурманск. Поскольку строительство шло медленно, морское ведомство решило доставлять боеприпасы в российские порты на иностранных судах. Одним из них был грузовой пароход «Барон Дризен», прибывший 17 октября 1916 года в Архангельск из Нью-Йорка. На его борту находилось несколько тысяч тонн военного снаряжения, взрывчатых веществ и большое количество оружия.

Через неделю после прибытия в Архангельск «Барон Дризен» отправился в порт Бакарица для разгрузки. К 26 октября основную часть груза успели перенести на берег. Ровно в полдень, когда рабочие ушли с судна на обеденный перерыв, на пароходе прогремел взрыв. Через час произошёл второй взрыв. В результате обломки разлетелись на сотни метров, вспыхнул крупный пожар. Ещё через 40 минут раздался третий взрыв. До вечера в порту не стихали разрывы снарядов и других боеприпасов. В результате взрывов серьёзно пострадали стоявшие неподалёку английский пароход «Эрл оф Форфар» и буксир «Рекорд», которые спустя некоторое время пошли ко дну. Пожар усилился из-за ветра и распространился на бараки и каменные строения в ближайшем посёлке. В результате полностью сгорел порт Бакарица, а телефонная связь с соседним городом временно пропала.

«Дома не знают, в каком аду я был»

Спасатели оперативно прибыли на место трагедии из ближайшего населённого пункта — Исакогорки. Работы по устранению очагов возгорания и спасению раненых проходили на фоне продолжающихся взрывов. Один из участников спасательной операции, архангельский моряк Пётр Мусиков, вспоминал:

«Словно горох сыплется в лукошко... Жуть... Изредка бабахнет что-то ужасное, громко, оглушительно громко. Команда начинает таскать из-под развалин раненых, полуживых, стонущих, и укладывают их на палубе Т-17. Там фельдшеры делают перевязки. Ужасно, до чего изуродованы люди... Вот один с оторванными ногами приходит в себя, просит покурить, ему дают папироску, затягивается раз — и умирает... Другой — с оторванными носом и губами — умирает во время перевязки. Раздавленные, опалённые, без конечностей, в обгорелой одежде. Запах палёного мяса, стоны, ужасные стоны... На палубе уже ряды раненых. Дома не знают, в каком аду я был. Усталость страшная. Душевные потрясения огромны. Но наконец огонь стихает, взрывы всё реже».

Когда спасательная операция завершилась, начальник архангельского порта Веретенников доложил морскому министру:

«Взрывами на Бакарице убито 650 человек, насчитывается 839 раненых. Пропали без вести 14 человек Архангельской пешей дружины, Костромской дружины, флотского полуэкипажа, ратники, люди из офицерской стрелковой школы, отдельной караульной команды, Тамбовской дружины, автошколы, служащие таможни».

Позже в официальном отчёте губернатора говорилось о 607 трупах и 1166 раненых. Но точное число погибших неизвестно до сих пор.

«Площадь пожарища во все стороны — около 200 сажен»

На следующий день на место трагедии прибыли судебный следователь Архангельского окружного суда Рындин и прокурор окружного суда Некраш. В их протоколе говорилось:

«На месте происшествия обнаружены: остатки парохода «Эрл оф Форфар» (оторванная кормовая часть и разрушенная надводная часть с полуоторванным бортом), разрушенные 3 дома и электрическая станция. В большом числе лежат трупы людей — то поодиночке, то целыми группами, в одном месте насчитывается около 100 трупов. Местами — отдельные оторванные части тел: руки, ноги, кости. Площадь пожарища во все стороны — около 200 сажен».

29 октября в Петрограде появились первые официальные сообщения о взрыве, а 6 ноября началось официальное следствие.

Междуведомственная комиссия под руководством адмирала Алексея Маниковского предположила, что взрыв на пароходе спланировали агенты немецкой разведки. Следствие также установило, что взрыв был осуществлён «с помощью адской машины электрическим способом или с помощью бикфордова шнура с капсюлями гремучей ртути».

Члены экипажа, выжившие в трагедии, стали главными подозреваемыми. Речь идёт о капитане Фрице Дреймане, старшем помощнике Дитрихе Ахмене, третьем помощнике Николае Казе и боцмане Павле Полько. Показания боцмана Полько вызвали больше всего подозрений у следствия. По одной из версий, именно он организовал взрыв.

Версия № 1. Боцман Полько

Следователи восстановили в деталях картину произошедшего. Они выяснили, что первый взрыв прогремел из-за поджога чёрного пороха в двух трюмах парохода. Спустя 40-45 минут произошёл взрыв тротила на берегу. Из девяти рабочих транспортной артели, которая отвечала за разгрузку судна, удалось спастись лишь боцману Полько. Он давал такие показания:

«После развода матросов на работу зашёл на минуту в свою каюту в носу судна, а оттуда в рядом расположенный клозет. В это время раздался оглушительный взрыв. Сбросило со стульчака на пол, где пролежал некоторое время. Дверь оказалась вырванной, и в дверное отверстие посыпался песок. Выскочил из клозета, расположенного на носу, на правом борту, увидел пламя, откуда-то выбивавшееся на палубу с левого борта из ближайшего ко мне трюмного люка. Я выбросился за борт в воду, между пароходом и пристанью, превратившейся от взрыва в яму с плававшими в ней брёвнами. По этим брёвнам выбрался на берег и бросился бежать в какую-то деревню».

Затем боцман рассказал, что добрался до железнодорожной линии, там его обнаружили спасатели и отвезли в городской лазарет. На допросе он добавил:

«На пароходе слышал всего один взрыв, второй — уже находясь в деревне. Люки у нас день и ночь были открыты. Последний раз во 2-м люке я был в воскресенье (25-го) вечером вместе с рабочими. Меня туда послал старший помощник, чтобы показать рабочим, как накладывать стропы. Два солдата и четыре вольных. Часовых у люков во время работы не было».

«Виноват только в том, что снял куртку с раненого»

Сумбурные показания боцмана вызвали у следствия подозрение. Судебно-медицинское освидетельствование подтвердило, что раны на теле Полько появились вследствие взрывов. Для доказательства причастности Полько к диверсии проводилась специальная экспертиза его одежды. Следствие обвиняло боцмана в том, что он не признавал наличие среди его вещей чужой куртки. Куртка действительно принадлежала не ему, в чём сам Полько потом всё-таки признался. Подозреваемый говорил:

«Я не признаю себя виновным в том, что, состоя в российском подданстве, по предварительному соглашению с другими, следствием не обнаруженными лицами, в намерении способствовать находящимся на положении войны с Россией иностранным государствам в их военных против России действиях 26 октября 1916 года в Архангельском порту сам или через другое лицо взорвал ошвартовавшийся у причала № 20 портовой местности Бакарица означенный пароход «Барон Дризен», на коем служил в качестве боцмана. По существу предъявленного обвинения могу лишь подтвердить данные мною ранее показания. Виноват только в том, что снял куртку с раненого, за это и судите».

Рассекреченные документы

Как видно из материалов следствия, доказательств виновности боцмана Полько было мало. Однако эту версию поддержал писатель Лев Скрягин в своей статье, опубликованной в «Морском сборнике» в 1988 году. Автор строит свои выводы на воспоминаниях капитана Александра Бочека, который, в свою очередь, считал, что Полько подкупила немецкая разведка во время стоянки «Барона Дризена» в Нью-Йорке.

По версии Бочека, немецкие службы дали Полько денежный аванс и приказали ему подложить в трюм парохода пороховую бомбу с часовым механизмом. Александр Бочек привёл часть допроса боцмана, в которой Полько якобы пояснил, почему взрыв произошёл именно в обеденный перерыв. Боцман надеялся, что это привело бы к меньшему количеству жертв. В статье Лев Скрягин пишет, что в связи с неопровержимыми доказательствами суд приговорил боцмана к смертной казни через повешение. По версии Скрягина — Бочека, приговор привели в исполнение незамедлительно.

Версия Льва Скрягина вызывает сомнения. Не так давно в государственном архиве Архангельской области был рассекречен фонд 1607, в котором содержатся подлинные документы предварительного следствия Архангельского окружного суда и прокуратуры. Среди тысячи страниц фонда имеется постановление:

«1918 года января 27 дня судейский следователь Архангельского окружного суда, рассмотрев настоящее дело, согласно предложению товарища прокурора Архангельского окружного суда от 26 января с. г. за № 1 постановил: на основании 416-421 ст. Уст. Угол. Судопроизводства принятую в отношении обвиняемого Павла Полько меру пресечения — содержание под стражей — изменить и отдать его под надзор милиции, освободив из Архангельской тюрьмы».

Получается, боцмана Полько не повесили, а, напротив, освободили спустя 15 месяцев после происшествия. Неопровержимых доказательств того, что именно он совершил взрыв, обнаружено не было. Среди рассекреченных документов исследователи нашли записку, адресованную главнокомандующему г. Архангельска и района Белого моря контр-адмиралу Людвигу Эрвину, за подписью графа Алексея Капниста — начальника Морского Генерального штаба Военно-морского флота:

«По приказанию морского министра И.К. Григоровича, ознакомившись с материалами следственной комиссии по делу о взрыве на Бакарице парохода «Барон Дризен», Дреймана и его помощников Ахмена, Казе освободить, установить вместе с тем за ним негласный надзор, ускорить разбор дела относительно подозреваемого по этому делу боцмана парохода Полько, прапорщика же Мелленберга перевести из Архангельска».

Версия № 2. Контрразведка и агенты

По другой информации, взрыв на пароходе мог организовать агент, специально подготовленный к осуществлению подобной диверсии. Судя по свидетельствам начальника жандармского пункта порта Бакарица поручика Спицына, проникнуть на судно было нетрудно:

«26 октября забора, фактически препятствующего проникновению в район перегруза, не было, новый же ещё не был окончательно закончен. Любой желающий мог проникнуть на территорию порта. Старый забор был разобран, а новый не охранялся, все проходили без блях (жетонов) и без пропусков».

В секретных телеграммах, полученных из Петроградского контрразведывательного отделения, назывались имена возможных организаторов взрыва: латыш Эрих Фрейман, который находился на «Бароне Дризене» в день трагедии; Дик Рюан из Нью-Йорка; некие Каллио из Карелии и Иогансон из Торнео, отправившиеся в Архангельск для организации взрыва по поручению немецкого командования. Впрочем, ни одна из перечисленных версий до сих пор не подтверждена.

Версия № 3. Александра Фёдоровна и расследование Временного правительства

Существует мнение, что приближённые чиновники императрицы Александры Фёдоровны изучали материалы следствия по делу о взрыве на пароходе «Барон Дризен». Во время войны недоброжелатели подозревали императрицу, урождённую немецкую принцессу Гессен-Дармштадтскую, в сговоре с врагом и в причастности к организации взрыва. В марте 1917 года Временное правительство создало Чрезвычайную следственную комиссию, которая приступила к расследованию дореволюционных трагедий. Во время обысков в квартире морского министра Ивана Григоровича были обнаружены многочисленные документы, связанные с трагедией 26 октября. Но доказать вину имперских чиновников, которые, по предположению властей, защищали немецких подданных от следствия, не удалось. После Октябрьской революции 1917 года комиссия была упразднена, а судебное разбирательство по делам досоветского периода приостановлено. До сих пор неизвестно, кто же являлся главным организатором взрыва на пароходе «Барон Дризен».

Эдуард Эпштейн