Тверская расправа

В русском языке нет внятного и общеупотребительного названия для преступлений, подобных случившемуся в ночь на 4 июня в пос. Редкино Конаковского района Тверской области в дачном товариществе им. 50 лет Октября.

Массовое убийство, расстрел, шутинг (с американского) — всё неточно. Точнее всего немецкий термин Amok, восходящий к малайскому слову и растолкованный в новелле Стефана Цвейга. «Это больше чем опьянение... Это бешенство, напоминающее собачье... припадок бессмысленной, кровожадной мономании, которую нельзя сравнить ни с каким другим видом алкогольного отравления... Человек сидит и тянет свою настойку — и вдруг вскакивает, хватает нож, бросается на улицу... и бежит всё вперёд и вперёд... сам  не зная куда... Кто бы ни попался ему на дороге, человек  или животное, он убивает его, и вид крови ещё больше разжигает его... Люди в деревнях знают, что нет силы, которая могла бы остановить гонимого амоком... Они кричат, предупреждая других, при его приближении. «Амок! Амок!» — и всё обращается в бегство... а он мчится, не слыша, не видя, убивая встречных... пока его не пристрелят, как бешеную собаку, или он сам не рухнет на землю...» В 1922 году, когда была опубликована новелла Цвейга, это представлялось мрачным проявлением восточной экзотики, порождением тамошнего давящего климата. Спустя без малого век амок сделался и в западном мире явлением не то чтобы совсем обыденным, но уже и не экзотическим. Отнюдь не ваххабит и не праведный джихадист, а рядовой обыватель, в мозгу которого что-то внезапно закоротило, вдруг превращается в слепую машину убийства.

В США истории такого рода (как правило, с применением огнестрельного оружия) столь распространены, что порой возникает соблазн объявить амок королём американской преступности. Впрочем, США уже давно не обладают монополией на такое бешенство — амок случается теперь и в Европе, и в России.

Вопрос, однако, что делать с такой ураганной мономанией. Можно считать её стихийным злом, имманентно таящимся в природе человека и, строго карая по закону осатаневшего стрелка, понимать в то же время, что 100-процентного средства предупредить амоки не существует. И можно немедленно предлагать средства, которые нас обезопасят впредь от такого зла.

Первое, что приходит на ум быстрым изобретателям, это, конечно, водка. В России многие ужасные дела совершаются по пьяному делу. Еще в антиалкогольной балладе 1849 г. гр. А.К. Толстой описывал случай как будто из посёлка им. 50 лет Октября:

«Со службы домой воротился

В деревню усталый солдат;

Его угощают родные,

Вкруг штофа горелки сидят.

Приходу его они рады,

Но вот уж играет вино,

По жилам бежит и струится

И головы кружит оно.

«Да что, — говорят ему братья, —

Уж нешто ты нам и старшой?

Ведь мы-то трудились, пахали,

Не станем делиться с тобой!»

И ссора меж них закипела,

И подняли бабы содом;

Солдат их ружейным прикладом,

А братья его топором!» 

Не станет зелена вина — и амок станет невозможным. Правда, опыт тех же США, где пьянство далеко не так развито, показывает, что кровавые массакры обходятся и без водки. В некоторых случаях, наверное, водка способствует короткому замыканию в голове, но, скорее всего, голова была такая, что и без водки случилось бы что-нибудь нехорошее. Ну а горбачёвский сухой закон и его последствия помнят даже ещё не очень старые люди. 

Другой ход быстрой мысли — требование ужесточить уголовную кару. Поскольку редкинскому стрелку и так светит пожизненное, предлагают вернуть смертную казнь и в качестве примера для подражания ссылаются на США. Выпишем-де из Америки электрический стул по лизингу. 

Лучше бы не ссылались. Как раз США являются мировым лидером по такого рода  преступлениям, и доказывать целебное действие смертной казни на американском опыте не слишком убедительно. 

Не углубляясь в философию права — здесь сторонники и противники смертной казни никогда не сойдутся, — обратим внимание лишь на одно соображение. 

Предупредительное (то есть запугивающее) действие наказания, в том числе и смертной казни, наиболее эффективно относительно преступлений по расчёту. Иной человек и хотел бы отравить богатого бездетного дядюшку, но его страшат неприятные последствия в случае изобличения. Впрочем, даже и корыстных, то есть сознательных и хладнокровных преступников, не всегда удаётся запугать. В Китае массово казнят коррупционеров, которые отнюдь не в состоянии амока грабили казну, а воз и ныне там. 

И напротив, самая жестокая казнь человека, совершившего злодеяние под минутным воздействием злой страсти — «Так безрассудный дуралей, вотще решась на злое дело», — никак не убережёт от новых амоков. Маньяка можно хоть четвертовать — на динамику серийных убийств это не повлияет. 

Наконец, последний стремительный вывод — это контроль за огнестрельным оружием, причём сразу в двух вариантах. 

С одной стороны, последовали проверки дачников на предмет правильного хранения ружей. В общем-то, отчего же и не проверить, но пока что редкинского стрелка не обвиняют в нарушении правил хранения оружия. Он пришел на застолье безоружным, а когда с ним приключился амок, побежал домой за ружьём. До амока правила соблюдались, а когда настал амок — какие уж там правила. 

С другой стороны, сторонники гражданского оружия (как они всегда делают после таких прискорбных случаев) немедленно указали, что если бы у прочих участников застолья были револьверы, убийце не удалось бы так хладнокровно расстрелять девять человек. Как они представляют себе соседскую выпивку на даче, участники которой сидят с портупеями и кобурами, вооружённые наподобие Ринальдо Ринальдини, понять трудно. Впрочем, вера в то, что если у каждого будет огнестрел, то амок как явление исчезнет, подобно всякой вере является иррациональной, и тут спорить бесполезно. 

Тем более что уже осенью нам представляется шанс посмотреть, как всё это будет выглядеть у народа, наиболее близкого к русским в языковом и культурном отношении. В сентябре на Украине собираются разрешить свободное ношение оружия. Если наши братья в самом деле поставят на себе такой познавательный эксперимент, мы в России можем быть им за это только благодарными, ибо здесь ставить его на себе совершенно не хочется.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.