В чеченскую и после
Накануне первый зампредседателя Духовного управления мусульман России Дамир Мухетдинов выступил с очень странным заявлением: «Когда внимательно слушаешь Владимира Путина, других чиновников, говорится, что обучение русскому языку обязательно. Мне это непонятно. Почему во всей Российской Федерации обучение русскому языку должно быть обязательно?»
Чего не понял муфтий — сказал Рамзан Кадыров. Не знаю, как насчёт других его высказываний, но опубликованный им в Telegram пассаж о русском языке кажется искренним, взвешенным, а самое главное — опирающимся на практику изучения русского в самой Чечне.
Год назад я вместе со съёмочной группой проехался по местам, где во время двух чеченских войн шли бои. До этого я не был в республике около 15 лет, и этот временной разрыв давал мне возможность увидеть произошедшие здесь перемены в их подлинном масштабе. В Бамуте, горном селе на границе с Ингушетией, мы заглянули в местную школу.
Бамут — один из самых пострадавших в ходе боевых действий населённый пункт. Он был фактически полностью разрушен во время как первой, так и второй войны. Но это к слову. Директор — молодая, подвижная, громкоголосая женщина — стала знакомить нас с учениками, и во время беседы с детьми я сразу же понял, что вижу совсем другую Чечню. Мы общались и со школьниками из младших классов, и с теми, кто уже в этом году оканчивал школу. Все дети говорили на чистом русском языке, речь была почти без акцента.
А я помнил другую Чечню — ту, в которой русский был локализован в городах, главным образом в Грозном, Аргуне и Гудермесе, а чуть за их пределами, в сельской местности, степень владения им неуклонно снижалась вплоть до чуть ли не нулевой отметки.
Нет, старшее поколение легко изъяснялось на русском, но дети знали его очень плохо или не знали вообще. На слух благодаря телевизору понимали, но ответить на какой-либо вопрос могли далеко не всегда и поэтому старались объясняться жестами. Эта очень характерная картинка так и держалась у меня в памяти. Ребёнок рукой указывает направление, в котором нам следует двигаться, и ещё мычит при этом что-то нечленораздельное. Тогда я не сомневался, что русский язык будет потерян чеченцами за одно-два поколения. А здесь, в Бамуте, перед нами были какие-то не чеченские, в моём понимании, дети: прекрасный и твёрдый русский, точные формулировки и ясный взгляд.
То, что пишет Рамзан Кадыров (ну или его специальный помощник), я слышал на самом деле от очень многих во время этой поездки. Она, кстати, была предпринята для того, чтобы понять, справедливы ли опасения, что в случае, если политическая конъюнктура сложится для России неблагоприятно, чеченцы вновь попросятся на выход. За неделю, во время которой мы побывали во всех уголках республики, я уяснил одно: чеченцы ощущают себя гражданами России, но с одной характерной особенностью. Поскольку в этой роли они неофиты, с одной стороны, а с другой — им и вообще свойственно увлекаться, то к обретённому ощущению гражданственности они относятся с необычайным тщанием. То есть это самые несгибаемые, немного даже ходульные, но вполне органичные патриоты России. И русский язык для них, как и написал Кадыров, — это великий объединитель, позволяющий на место той разъединяющей, уничтожавшей народ центробежной силы, которой они следовали долгое время, поставить начало укрепляющее и созидательное.
С их амбициями и гордостью чеченцам сегодня очень нравится ощущать себя не жителями безнадёжной, провалившейся в безнадёжный и маргинальный сумрак территории, архаизировавшей себя до инстинктов, до животного состояния, а гражданами великой страны с её славной историей и великой культурой.
Для мальчиков и девочек из бамутской школы безупречное владение русским языком — это гарантия поступления в престижные вузы Ростова, Москвы, Санкт-Петербурга, об учёбе в которых они мечтают. Тут нет никакого утилитарного подхода. Всем прекрасно известно, что язык науки, искусства, технологий, высокой политики требует колоссального терминологического аппарата, который к тому же должен быть универсальным в пределах государства. Этому требованию отвечает только русский язык, и это в Чечне никого ни капельки не смущает.
Если ты получаешь возможность расширить культурное пространство своей малой родины за счёт его сплюсовывания с культурой большой России, то это взаимовыгодная операция, делающая богаче каждого её участника. И Кадыров полностью прав, когда пишет, что оба языка являются для чеченцев родными — и чеченский, и русский. Когда-то он выразил похожую мысль другими словами, заявив: «Я — русский человек чеченской национальности».
Чечня — это хороший пример того, что национальный язык и государственный не обязательно должны находиться в состоянии конкуренции и добиваться каждый собственного доминирования. Они вполне могут сосуществовать, дополняя друг друга и помогая друг другу. У них разные, почти не совпадающие сферы приложения, им не следует тратить время на бесплодную и губительную вражду, подобную той, которая в недалёком прошлом обошлась чеченцам и русским очень дорого.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
