Anarchy in the Eurovision
Мы понимаем, что государство, скорее всего, возникло в соответствии с теорией общественного договора. То есть, грубо говоря, люди решили пожертвовать некоторой частью своей свободы в обмен на защиту. Хотя есть и теологическая теория. Считается, что её нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, а потому и обсуждать её не стоит. Но мне нравится идея, что государство вдруг однажды появилось посреди всего — как дар и как кара одновременно.
Как бы то ни было, общество — а так корректно называть любую группу людей, объединённых хоть какими-то общими интересами, — стремилось создать государство. И государство создалось.
Запоют по-новому: Евровидение изменило регламент конкурса из-за скандала с Самойловой
Сначала всякое усиление государства считалось безусловным благом, но в эпоху Просвещения появились и альтернативные мнения. Возникли полноценные либеральные движения. Государство хорошо во всём, но вот экономические свободы нужно увеличить. И налоги сделать поменьше.
Так или иначе, западное общество смогло добиться экономической и личной свободы, а также свободы совести.
Как это ни странно, сложнее всего оказалось добиться свободы самовыражения. Писать-то можно что угодно, и можно даже найти того, кто это напечатает.
А вот стать оперным певцом без государственной поддержки почти невозможно. По крайней мере, невозможно поставить оперу в оперном театре. Потому что оперный театр — это очень дорого. Его можно построить на частные деньги, но рано или поздно, вследствие войн, передела собственности или естественных смен экономических взлётов и кризисов, этот театр перейдёт государству. И оно будет его содержать, оно будет развивать оперное искусство.
То же относится к стадионам и большому спорту вообще. Можно купить футбольную команду, но нельзя провести Олимпиаду. Ни одна корпорация на это не способна. На это способно только государство. Таков масштаб этой сферы человеческой деятельности.
А где государство, там и политика. Это мы сегодня и наблюдаем. Политику в сфере огромных денег. И никакой либерализм, никакие экономические свободы с этим не справятся. Не тот уровень.
Во многом это касается и нынешнего искусства. Высокое искусство политизировано как-то тонко — его политический вектор, как правило, направлен внутрь того государства, которым оно поддерживается. Особенно это характерно для театра. А вот массовая культура является скорее субъектом внешнеполитической деятельности.
Конкурс «Евровидение» воспринимается именно как состязание стран. «Эти нашим дали высокий бал, значит, мы тем тоже поможем». Какие-то подобные высказывания появляются в социальных сетях во время проведения конкурса.
«А наш-то! Наш молодец!» — кричал в студии Первого канала Андрей Малахов, когда тот конкурс выиграл Дима Билан. И вся страна подвывала какую-то беззубую романтическую песню.
Мы относимся к этому конкурсу слишком серьёзно, а потому рискуем не преуспеть и в нём.
Это конкурс фриков, не нужно посылать туда красивых мальчиков с центральных каналов. Туда нужно посылать кого-то вроде… А хотя бы Джонни Роттена! Нужно только подумать, кто у нас может ему соответствовать.
Роттен на прошлой неделе заявил, что намерен поехать на Евровидение в следующем году.
Джонни Роттен — это Джон Джозеф Лойдон, который был фронтменом наиболее яростной и одиозной в определённый период своего существования группы Sex Pistols.
Сам Роттен не любил, когда его определяли как панка, но именно с ним панк и ассоциируется. Многим больше известен басист той же группы — Сид Вишес, но Вишес, во-первых, давно мёртв, а во-вторых, в музыкальном смысле был слишком ничтожен даже для панка.
Джони Роттен происходит из рабочей семьи лондонских ирландцев. В детстве он заболел менингитом спинного мозга, оттого не преуспел в учёбе и развил в себе нонконформизм наивысшего уровня. От менингита Роттену осталась скрюченная фигура и плохое зрение, которое он поставил на службу сценическому эффекту — пронзал публику или собеседника взглядом. Впитанный в детстве нонконформизм сделал его enfant terrible британской культуры.
Он написал отвратительную по любым меркам песню God Save the Queen, в которой пел, что королева вообще не человек, а Лондону никто не нужен, кроме туристов. Песню запретили ставить на радио (что вполне естественно для 1976 года), и тогда Роттен взял в аренду баржу и стал со своей группой Sex Pistols плавать по Темзе мимо британского парламента и орать именно эту песню.
Группа быстро развалилась в силу невозможности сосуществования бездарных музыкантов, убогого менеджмента и тяжёлых наркотиков. Но художественное высказывание осталось. И сила этого высказывания была такова, что группа Sex Pistols, несмотря на то что являлась полной противоположностью всему, что могло бы считаться государственными или общественными ценностями, стала одним из символов Великобритании.
А Джонни Роттен до сих пор успешно руководит более умелой, но не менее лютой и бешеной группой Public Image Limited, а также собирается поехать на Евровидение, чтобы представлять там Ирландию.
Учитывая политический статус конкурса, такой музыкант на нём подобен олимпийскому спринтеру, бегущему вперёд спиной, или безногому футболисту. («Ливерпуль» — «Спартак» вчера, кстати, смотрели? Но я не об этом).
Только такой музыкант может очистить подобные соревнования, больше похожие на выставку стриженных пуделей, от фальшивого смрада политкорректности и непременной атмосферы политической борьбы.
Как можно биться с фриком? С панком? С горбатым и почти ослепшим Джонни Роттеном? С ним можно только скакать по сцене в своё удовольствие и кричать No future!
А иначе и правда никакого будущего у подобных соревнований нет. Искусство в эту политику может вернуться только через полное отрицание.
Анархия — мать порядка в беспорядке!
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
