Вы недавно писали, что прошло уже полгода с момента вашего приезда в Россию, и рассказывали о некоторых трудностях, которые неизбежно сопровождают подобные переезды. Вы также упомянули некоторые законодательные инициативы, которые могут осложнить отношения между США и Россией. Я хотела спросить вас о новом российском законе, согласно которому НКО, получающие финансирование из-за рубежа, должны регистрироваться в качестве «иностранных агентов». Госсекретарь США недавно заявила, что Соединенные Штаты найдут возможность обойти этот новый закон. Что именно она имела в виду? И почему НКО, получающие деньги от США, пытаются скрыть этот факт?
Возвращение Путина в Кремль не означает конец «перезагрузки»
Новый президент России готов продолжать политику своего предшественника по сближению с Америкой, уверен посол США в Москве Майкл Макфол. В эксклюзивном интервью телеканалу RT он также прокомментировал недавно принятый закон об НКО, обсуждаемый в Конгрессе США «закон Магнитского», а также российско-американские разногласия по Сирии.
МАЙКЛ МАКФОЛ, посол США в России: Что касается прозрачности как таковой, администрация президента Обамы поддерживает идею прозрачности. Внутри США мы много работаем над тем, чтобы сделать работу государственных органов прозрачной. В России это называют «открытым правительством». У нас тоже президент предложил целый ряд аналогичных программ.
На международном уровне мы тоже активно поддерживаем идею прозрачности. У нас есть инициатива, которая называется «Открытое правительство». Мы заключаем с различными странами соглашения и берем на себя обязательство следовать принципу открытости.
Так что мы поддерживаем идею прозрачности. Источники финансирования должны быть известны, и никто против этого не возражает. Нас смущает другое — то, что организация, которая получает деньги от фонда из другой страны, будет теперь считаться агентом этой страны. Это просто не соответствует действительности; это не так. Я, например, когда преподавал в Стэнфорде, тоже возглавлял одну общественную организацию, и нам поступали пожертвования из самых разных источников, в том числе и из-за границы. Но никому никогда не пришло бы в голову назвать центр, которым я руководил в Стэнфорде, агентом соответствующих стран. Кстати, я и сам получил образование благодаря финансовой поддержке из-за рубежа, а именно из Великобритании. Существует такая организация — Фонд имени Сесила Родса. Они выплачивали мне стипендию, и благодаря этому я смог получить докторскую степень. Что же, получается, я агент британского правительства?
Таким образом, мы поддерживаем идею прозрачности, но мы не согласны с тем, что организация, получающая пожертвования от японского фонда Hitachi или от какого-то английского фонда, автоматически становится иностранным агентом.
Так о каких именно способах обойти закон шла речь?
МАЙКЛ МАКФОЛ: Возможно, мы будем делать эти проекты международными, привлекать к участию в них другие страны, а не просто осуществлять их на двусторонней основе. Мы хотим сотрудничать с российскими властями и российскими некоммерческими организациями. Мы считаем, что их важно поддерживать. У нас в США они тоже играют важную роль. В США действуют сотни организаций, сотни иностранных фондов. Правительства самых разных стран активно поддерживают эти некоммерческие организации и так или иначе влияют на внутриполитическую ситуацию. Мы считаем, что нам как открытому обществу это идет на пользу. И мы хотели бы иметь такие же отношения с Россией.
Раз уж мы заговорили о новых законах, законопроект имени Сергея Магнитского предполагает санкции в отношении ряда российских чиновников. Многие говорят, что он пришел на смену поправке Джексона-Вэника. Насколько он повредил «перезагрузке» в отношениях между Россией и США?
МАЙКЛ МАКФОЛ: У администрации президента Обамы очень четкая позиция: мы хотим сотрудничать с Россией — как с властями, так и с обществом, – в области обеспечения безопасности, экономического сотрудничества, развития демократии и защиты прав человека. Это сотрудничество развивается изо дня в день – я в своем нынешнем качестве каждодневно занимаюсь этими вопросами. Вместе с тем мы не хотим увязывать между собой не связанные, на наш взгляд, вещи. Поэтому мы очень старательно избегаем увязывания, скажем, вопросов европейской безопасности с вопросами торговли, или, например, увязывания прав человека с вопросами безопасности. Мы намеренно воздерживаемся от таких привязок. Что касается поправки Джексона-Вэника и режима свободной торговли с Россией, мы проделали огромную работу с правительством РФ, содействуя вступлению России во Всемирную торговую организацию. Кстати, президент Путин и сам говорил об этом на недавней встрече с нашим президентом в Лос-Кабосе. Теперь Соединенным Штатам требуется предпринять определенные шаги со своей стороны и отменить поправку Джексона-Вэника. Это одно направление сотрудничества.
Одновременно мы поднимаем вопросы о соблюдении прав человека, причем не только в России, но и во всех странах мира. Мы внимательно изучили обстоятельства трагической гибели юриста Сергея Магнитского и уже приняли соответствующие меры. Поэтому мы не видим причин увязывать одно с другим. Мы не считаем, что «закон Магнитского» должен прийти на смену поправке Джексона-Вэника.
Однако у нас демократическая страна и открытое общество. На эту тему высказывались различные конгрессмены, сенаторы, общественные организации. В Вашингтоне идет дискуссия по этому вопросу, и я не знаю, каков будет ее итог. Я знаю только нашу официальную позицию. Но какой бы ни была судьба данного законопроекта – а я действительно не знаю, чем закончится его обсуждение в Конгрессе (я хочу, чтобы ваши зрители понимали, что я не очень хорошо разбираюсь в том, как работает Конгресс), – мы приложим все усилия, чтобы наши возможные разногласия с Россией по этому вопросу не отразились на нашем сотрудничестве в по огромному количеству других направлений.
Подводя итоги первых шести месяцев в должности посла, вы также пишете, что одним из главных камней преткновения была ситуация в Сирии. Когда в Сирии произошел теракт, в результате которого погибли несколько высокопоставленных чиновников, представитель американского госдепартамента заявил, что «в этом нет ничего удивительного». Не кажется ли вам, что проблемы в российско-американских отношениях в связи с Сирией возникают как раз во многом из-за того, что США отказываются осудить подобную террористическую деятельность, а вместо этого активно поддерживают сирийскую оппозицию, хотя никто даже не может точно сказать, что эта оппозиция собой представляет?
МАЙКЛ МАКФОЛ: Мы с самого начала были категорически против любого насилия как метода преодоления политического тупика в Сирии и недвусмысленно заявляли об этом. Нас очень беспокоит ситуация в Сирии. В конце концов, режим Асада убил уже десятки тысяч людей. Я не знаю, можно ли это назвать «терроризмом», но нужно четко понимать, что в Сирии погибли десятки тысяч ни в чем не повинных людей. Вместе с международным сообществом нам нужно сделать все, что в наших силах, чтобы прекратить насилие — откуда бы оно ни исходило. Все наши усилия направлены на это. Это первое.
Во-вторых, мы стремимся объединить международное сообщество и побудить все стороны в сирийском конфликте найти политическое решение, создать новое политическое равновесие, новую систему политических институтов, которая отвечала бы чаяниям сирийского народа. Вот над чем мы работаем.
Мы были очень разочарованы итогами голосования в Совете Безопасности ООН на прошлой неделе. Мы считаем, что было бы полезно оказать более серьезное давление на режим Асада. Но мы не сдаемся. Уровень насилия чрезвычайно высок. В Сирии происходят чудовищные события. И поэтому мы продолжим наши усилия по прекращению насилия. Вместе с нашими партерами по всему миру мы будем и впредь побуждать как режим, так и оппозицию перейти к новой политической системе. И мы считаем (как вам наверняка известно, поскольку мы уже много раз говорили об этом; на самом деле, я точно знаю, что вам это известно, потому что я смотрю ваши передачи), что это новое политическое устройство не может включать в себя президента Асада.
И последний вопрос на сегодня. Вы уже упомянули недавнюю встречу Барака Обамы с его российским коллегой. Вы также пишете в своем блоге, что российско-американские отношения сейчас переживают очень важный этап. Как складываются отношения между президентом США и новым российским лидером?
МАЙКЛ МАКФОЛ: Той встречей мы остались очень довольны. На самом деле, мы и раньше общались с Путиным, когда он был премьер-министром. В то время я работал в Белом доме, и в июле 2009 года я сопровождал Обаму во время его визита в Россию. Беседа с российским премьером оказалась очень интересной. По-моему, она растянулась на целых три часа. Мы даже говорили на какие-то философские темы. Но по дипломатическим правилам российско-американские встречи на высшем уровне проводятся на уровне президентов, поскольку главой государства и в США, и в России является президент. Поэтому последние три года мы куда чаще виделись с Дмитрием Медведевым, чем с Владимиром Путиным.
Период выборов и смены власти в любой стране неизбежно сопровождается определенными сомнениями, поэтому во время выборов, действительно, в США высказывались опасения, не станет ли приход нового лидера концом «перезагрузки». Конечно, я говорю не о себе лично, а о некоторых людях в администрации президента и вообще в американском обществе. В США об этом писали все кому не лень.
Потом был саммит в Лос-Кабосе. Я тоже там был по просьбе президента. Вы бы только знали, как непросто добраться из Москвы в Лос-Кабос! Пришлось попотеть, чтобы разобраться со всеми пересадками. Но для меня это приглашение было большой честью. После Лос-Кабоса у нас появилась твердая уверенность, что Россия по-прежнему намерена продолжать политику «перезагрузки» и что президент Путин продолжит следовать этому курсу в двусторонних отношениях. Это включает в себя самые разные направления: проблема Северной Кореи, Иран, контроль над ядерными вооружениями, борьба с терроризмом, расширение двустороннего сотрудничества в области торговли и инвестиций. Кстати говоря, именно это стало одним из основных пунктов повестки дня переговоров. Президент Путин был очень доволен сделкой между американской корпорацией ExxonMobil и «Роснефтью». Это чуть ли не самая крупная инвестиционная сделка за всю историю человечества. Так что мы провели много времени, обсуждая, как нам развивать сотрудничество в этой области.
Конечно, были и разногласия по ряду важных вопросов, но в целом мы считаем, что курс, который мы взяли три с половиной года назад, отвечает нашим экономическим интересам и соображениям безопасности, и на этой встрече мы убедились, что президент Путин считает так же. Поэтому сейчас нужно развивать отношения между президентами и развивать российско-американские отношения в целом. У нас могут быть разногласия по каким-то вопросам, но это не означает, что мы не можем сотрудничать по другим направлениям. Мы против того, чтобы увязывать не связанные между собой вопросы. Поэтому мы уверены, что сможем продолжить ту политику «перезагрузки» в российско-американских отношениях, начало которой положили президент Обама и президент Медведев.
Замечательно. Большое спасибо!
На международном уровне мы тоже активно поддерживаем идею прозрачности. У нас есть инициатива, которая называется «Открытое правительство». Мы заключаем с различными странами соглашения и берем на себя обязательство следовать принципу открытости.
Так что мы поддерживаем идею прозрачности. Источники финансирования должны быть известны, и никто против этого не возражает. Нас смущает другое — то, что организация, которая получает деньги от фонда из другой страны, будет теперь считаться агентом этой страны. Это просто не соответствует действительности; это не так. Я, например, когда преподавал в Стэнфорде, тоже возглавлял одну общественную организацию, и нам поступали пожертвования из самых разных источников, в том числе и из-за границы. Но никому никогда не пришло бы в голову назвать центр, которым я руководил в Стэнфорде, агентом соответствующих стран. Кстати, я и сам получил образование благодаря финансовой поддержке из-за рубежа, а именно из Великобритании. Существует такая организация — Фонд имени Сесила Родса. Они выплачивали мне стипендию, и благодаря этому я смог получить докторскую степень. Что же, получается, я агент британского правительства?
Таким образом, мы поддерживаем идею прозрачности, но мы не согласны с тем, что организация, получающая пожертвования от японского фонда Hitachi или от какого-то английского фонда, автоматически становится иностранным агентом.
Так о каких именно способах обойти закон шла речь?
МАЙКЛ МАКФОЛ: Возможно, мы будем делать эти проекты международными, привлекать к участию в них другие страны, а не просто осуществлять их на двусторонней основе. Мы хотим сотрудничать с российскими властями и российскими некоммерческими организациями. Мы считаем, что их важно поддерживать. У нас в США они тоже играют важную роль. В США действуют сотни организаций, сотни иностранных фондов. Правительства самых разных стран активно поддерживают эти некоммерческие организации и так или иначе влияют на внутриполитическую ситуацию. Мы считаем, что нам как открытому обществу это идет на пользу. И мы хотели бы иметь такие же отношения с Россией.
Раз уж мы заговорили о новых законах, законопроект имени Сергея Магнитского предполагает санкции в отношении ряда российских чиновников. Многие говорят, что он пришел на смену поправке Джексона-Вэника. Насколько он повредил «перезагрузке» в отношениях между Россией и США?
МАЙКЛ МАКФОЛ: У администрации президента Обамы очень четкая позиция: мы хотим сотрудничать с Россией — как с властями, так и с обществом, – в области обеспечения безопасности, экономического сотрудничества, развития демократии и защиты прав человека. Это сотрудничество развивается изо дня в день – я в своем нынешнем качестве каждодневно занимаюсь этими вопросами. Вместе с тем мы не хотим увязывать между собой не связанные, на наш взгляд, вещи. Поэтому мы очень старательно избегаем увязывания, скажем, вопросов европейской безопасности с вопросами торговли, или, например, увязывания прав человека с вопросами безопасности. Мы намеренно воздерживаемся от таких привязок. Что касается поправки Джексона-Вэника и режима свободной торговли с Россией, мы проделали огромную работу с правительством РФ, содействуя вступлению России во Всемирную торговую организацию. Кстати, президент Путин и сам говорил об этом на недавней встрече с нашим президентом в Лос-Кабосе. Теперь Соединенным Штатам требуется предпринять определенные шаги со своей стороны и отменить поправку Джексона-Вэника. Это одно направление сотрудничества.
Одновременно мы поднимаем вопросы о соблюдении прав человека, причем не только в России, но и во всех странах мира. Мы внимательно изучили обстоятельства трагической гибели юриста Сергея Магнитского и уже приняли соответствующие меры. Поэтому мы не видим причин увязывать одно с другим. Мы не считаем, что «закон Магнитского» должен прийти на смену поправке Джексона-Вэника.
Однако у нас демократическая страна и открытое общество. На эту тему высказывались различные конгрессмены, сенаторы, общественные организации. В Вашингтоне идет дискуссия по этому вопросу, и я не знаю, каков будет ее итог. Я знаю только нашу официальную позицию. Но какой бы ни была судьба данного законопроекта – а я действительно не знаю, чем закончится его обсуждение в Конгрессе (я хочу, чтобы ваши зрители понимали, что я не очень хорошо разбираюсь в том, как работает Конгресс), – мы приложим все усилия, чтобы наши возможные разногласия с Россией по этому вопросу не отразились на нашем сотрудничестве в по огромному количеству других направлений.
Подводя итоги первых шести месяцев в должности посла, вы также пишете, что одним из главных камней преткновения была ситуация в Сирии. Когда в Сирии произошел теракт, в результате которого погибли несколько высокопоставленных чиновников, представитель американского госдепартамента заявил, что «в этом нет ничего удивительного». Не кажется ли вам, что проблемы в российско-американских отношениях в связи с Сирией возникают как раз во многом из-за того, что США отказываются осудить подобную террористическую деятельность, а вместо этого активно поддерживают сирийскую оппозицию, хотя никто даже не может точно сказать, что эта оппозиция собой представляет?
МАЙКЛ МАКФОЛ: Мы с самого начала были категорически против любого насилия как метода преодоления политического тупика в Сирии и недвусмысленно заявляли об этом. Нас очень беспокоит ситуация в Сирии. В конце концов, режим Асада убил уже десятки тысяч людей. Я не знаю, можно ли это назвать «терроризмом», но нужно четко понимать, что в Сирии погибли десятки тысяч ни в чем не повинных людей. Вместе с международным сообществом нам нужно сделать все, что в наших силах, чтобы прекратить насилие — откуда бы оно ни исходило. Все наши усилия направлены на это. Это первое.
Во-вторых, мы стремимся объединить международное сообщество и побудить все стороны в сирийском конфликте найти политическое решение, создать новое политическое равновесие, новую систему политических институтов, которая отвечала бы чаяниям сирийского народа. Вот над чем мы работаем.
Мы были очень разочарованы итогами голосования в Совете Безопасности ООН на прошлой неделе. Мы считаем, что было бы полезно оказать более серьезное давление на режим Асада. Но мы не сдаемся. Уровень насилия чрезвычайно высок. В Сирии происходят чудовищные события. И поэтому мы продолжим наши усилия по прекращению насилия. Вместе с нашими партерами по всему миру мы будем и впредь побуждать как режим, так и оппозицию перейти к новой политической системе. И мы считаем (как вам наверняка известно, поскольку мы уже много раз говорили об этом; на самом деле, я точно знаю, что вам это известно, потому что я смотрю ваши передачи), что это новое политическое устройство не может включать в себя президента Асада.
И последний вопрос на сегодня. Вы уже упомянули недавнюю встречу Барака Обамы с его российским коллегой. Вы также пишете в своем блоге, что российско-американские отношения сейчас переживают очень важный этап. Как складываются отношения между президентом США и новым российским лидером?
МАЙКЛ МАКФОЛ: Той встречей мы остались очень довольны. На самом деле, мы и раньше общались с Путиным, когда он был премьер-министром. В то время я работал в Белом доме, и в июле 2009 года я сопровождал Обаму во время его визита в Россию. Беседа с российским премьером оказалась очень интересной. По-моему, она растянулась на целых три часа. Мы даже говорили на какие-то философские темы. Но по дипломатическим правилам российско-американские встречи на высшем уровне проводятся на уровне президентов, поскольку главой государства и в США, и в России является президент. Поэтому последние три года мы куда чаще виделись с Дмитрием Медведевым, чем с Владимиром Путиным.
Период выборов и смены власти в любой стране неизбежно сопровождается определенными сомнениями, поэтому во время выборов, действительно, в США высказывались опасения, не станет ли приход нового лидера концом «перезагрузки». Конечно, я говорю не о себе лично, а о некоторых людях в администрации президента и вообще в американском обществе. В США об этом писали все кому не лень.
Потом был саммит в Лос-Кабосе. Я тоже там был по просьбе президента. Вы бы только знали, как непросто добраться из Москвы в Лос-Кабос! Пришлось попотеть, чтобы разобраться со всеми пересадками. Но для меня это приглашение было большой честью. После Лос-Кабоса у нас появилась твердая уверенность, что Россия по-прежнему намерена продолжать политику «перезагрузки» и что президент Путин продолжит следовать этому курсу в двусторонних отношениях. Это включает в себя самые разные направления: проблема Северной Кореи, Иран, контроль над ядерными вооружениями, борьба с терроризмом, расширение двустороннего сотрудничества в области торговли и инвестиций. Кстати говоря, именно это стало одним из основных пунктов повестки дня переговоров. Президент Путин был очень доволен сделкой между американской корпорацией ExxonMobil и «Роснефтью». Это чуть ли не самая крупная инвестиционная сделка за всю историю человечества. Так что мы провели много времени, обсуждая, как нам развивать сотрудничество в этой области.
Конечно, были и разногласия по ряду важных вопросов, но в целом мы считаем, что курс, который мы взяли три с половиной года назад, отвечает нашим экономическим интересам и соображениям безопасности, и на этой встрече мы убедились, что президент Путин считает так же. Поэтому сейчас нужно развивать отношения между президентами и развивать российско-американские отношения в целом. У нас могут быть разногласия по каким-то вопросам, но это не означает, что мы не можем сотрудничать по другим направлениям. Мы против того, чтобы увязывать не связанные между собой вопросы. Поэтому мы уверены, что сможем продолжить ту политику «перезагрузки» в российско-американских отношениях, начало которой положили президент Обама и президент Медведев.
Замечательно. Большое спасибо!
В нашем паблике в VK самые свежие статьи и сюжеты зарубежных СМИ
Сегодня в СМИ
