Уважаемый господин председатель правительства, для нас большая честь, что вы согласились дать интервью нашей газете Handelsblatt. Мы являемся экономическим изданием, поэтому с нетерпением ждем того, что Вы нам расскажете.
Медведев назвал виновных в ухудшении российско-американских отношений
Российский премьер считает, что ответственность за ухудшение российско-американских отношений несут США. В интервью немецкой газете Handelsblatt он отметил, что этому, в частности, способствовало принятие американским конгрессом «акта Магнитского».
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ, председатель правительства РФ: Я рад встретиться с вами, рад возможности дать интервью Handelsblatt, так что я в вашем распоряжении на ближайшее время.
Россия в этом году является председателем «Группы двадцати», в следующем году станет председателем «Группы восьми». Какие ваши планы на председательство, чего вы хотите добиться?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Планы серьезные. Мы хотели бы максимально ответственно отнестись к миссии председательства в «Большой двадцатке», с тем чтобы общемировая повестка дня была в максимальной степени реализована в период нашего председательства. Мы выработали восемь приоритетов, по которым, на наш взгляд, должна строиться работа в этом году, которые в конечном счете должны войти в так называемый «Санкт-Петербургский план».
Что главное? Главное на самом деле то, что сегодня волнует весь мир, – это проблемы роста экономик и способствование увеличению темпов роста, с одной стороны, и проблемы уменьшения количества безработных – с другой стороны.
Это очевидно, действительно, сегодня мировая повестка дня... Если говорить о России, у нас темпы роста в прошлом году были 3,5% – на наш взгляд, это не очень много, но, в общем, более или менее прилично. Если говорить о темпах роста в Европе или Германии, вы сами знаете, что здесь есть проблемы, особенно в целом ряде государств еврозоны, Евросоюза. Поэтому рост остается важнейшим экономическим показателем, позволяющим надеяться на выход мировой экономики из режима стагнации и кризиса.
Безработица - тоже, безусловно, очень серьезная проблема. Надо признать, что, к сожалению, во многих государствах темпы или уровень безработицы сохраняются на очень высоких цифрах, поэтому принятие мер по созданию новых рабочих мест, обеспечению занятости остается международным приоритетом.
У нас в России безработица, к счастью, не очень большая, мы сумели ее задавить, хотя в 2008–2009 годах ситуация была очень тревожная. Сейчас у нас безработица порядка 5%, но мы знаем целый ряд государств, в том числе в Европейском союзе, где уровень безработицы критический.
Ну и в целом оздоровление финансовой системы остается, конечно, в повестке дня «двадцатки». Нужно будет все равно вернуться к вопросам бюджетной консолидации, выполнения тех обязательств, которые страны «двадцатки» принимали на себя ранее, ситуации в банках, реализации пакета «Базель III» и целому ряду других вопросов, по которым мы ведем прямое сотрудничество.
А что Вы предлагаете, чтобы оздоровить финансовый сектор?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Как раз смысл наших предложений – в них нет ничего сверхнового – и заключается в том, что надо придерживаться тех обязательств, которые мы на себя принимали. Вот, собственно, и все.
А новые меры?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Меры будут, конечно, предложены, более дробные, но об этом чуть позже. Самое главное, чтобы мы придерживались принятых на себя обязательств, в первую очередь, по бюджетному дефициту. И в этом как раз одна из основных проблем. Большинство государств приняли обязательства, но не у всех получается их исполнять.
Как Вы с этой точки зрения оцениваете действия еврозоны?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: С напряженным удовлетворением. Потому что мы, конечно, очень волновались по поводу длительности дискуссий на эту тему. Но последние идеи так называемого действительного экономического партнерства, эти обязательства, которые страны на себя принимают… Поэтому в общем и целом мы, конечно, очень внимательно наблюдали за дискуссиями. Считаем, что удалось подняться над, что называется, узконациональными подходами. Я знаю, насколько трудно это было сделать Германии, какие дискуссии шли у вас в парламенте, тем более что Германия – ключевой игрок в Евросоюзе и ключевой участник еврозоны. Раз вы об этом заговорили, хотел бы сразу сказать, что мы, конечно, поддерживали и будем поддерживать еврозону.
Вы сейчас так доверяете еврозоне, что Россия была бы готова купить эти бонды разных европейских стран?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Нет, мы пока не собираемся покупать никакие бонды. У нас другая миссия: у нас 42% запасов в евро, и мы могли бы их скинуть и поменять на ценные бумаги, номинированные в другой валюте. Наши запасы в целом – свыше 500 миллиардов долларов, это приличные деньги, так что это уже часть деления рисков.
Как Вы оцениваете планы еврозоны по защите Кипра - ведь вкладчики кипрских банков, в том числе русские, должны потерять деньги на этом?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: По-хорошему лучше, чтобы никто ничего не терял. Но ситуация с Кипром такова: по Кипру прежде всего необходимо, чтобы Евросоюз окончательно сформулировал свои требования к киприотам и тому, как они будут оздоравливать свою экономику. Кстати, запас прочности на Кипре достаточно высокий, это не некоторые другие страны, которые находятся в тяжелом состоянии, та же самая Греция.
Но это дискриминация русских вкладчиков, потому что такого не было в Испании, не было в Ирландии, не было в Греции. Сейчас этот самый план (это позиция, прежде всего, канцлера Ангелы Меркель) предусматривает, что вкладчики должны обязательно платить за это.
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Я не знаю, насколько это будет дискриминацией. Конечно, если вкладчики что-то потеряют, то это плохо. У нас тем более все время просят оказать помощь Кипру. Мы для себя выработали следующую позицию, о чем я говорил нашим партнерам, о чем мы сообщили киприотам, и она проста: мы будем следить за тем, как идет оздоровление экономики Кипра, мы считаем, что основное бремя ответственности за решение этих вопросов лежит на самом Кипре, на государствах Евросоюза, но мы не отказываемся помогать при определенных ситуациях, то есть тогда, когда будут достигнуты все основные договоренности, но не ранее того. Я напомню, что мы уже в 2011 году дали в кредит Кипру 2,5 миллиарда долларов.
У банковского сектора в Европе дела обстоят не так благополучно: мы говорили о Кипре, но и в Испании тяжелая ситуация. Одновременно с этим в Америке мы наблюдаем, что банки зарабатывают неплохие деньги, к примеру, JP Morgan заработали 20 миллиардов долларов, Citigroup – более 10 миллиардов евро. Не наблюдаем ли мы накопления новых рисков в этой сфере?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Для этого нужно понимать, в каком действительно состоянии находится американская экономика. Здесь есть вопросы. С одной стороны, вроде бы американская экономика смотрится сейчас лучше, чем экономика Евросоюза, но с другой стороны – колоссальный бюджетный дефицит, который продолжает расти.
Вопросы к тому, как функционирует система принятия решений в самой Америке, именно тот клинч, который в очередной раз сложился в Конгрессе между республиканцами и демократами, безработица... Вот как минимум три момента, которые нас настораживают, так что Обаме придется решать сложную задачу.
Но, мне кажется, очень важно, чтобы в каждый конкретный момент та или иная резервная валюта выполняла функции, если хотите, такой главной резервной валюты. Несмотря на то достаточно печальное состояние, в котором сейчас находится евро, я считаю, что евро очень сильно помог всей мировой экономике и мировым финансам в 2008–2009 годах. Когда доллар совсем нагнулся, начались разговоры вообще о крахе долларовой системы, евро выполнял стабилизирующую функцию.
Именно поэтому мы считаем, что мировая экономика, которая базируется на нескольких резервных валютах, лучше, чем мировая экономика, которая базируется на одной резервной валюте, и именно поэтому мы считаем, что евро, конечно, должен сохраниться. А еще лучше, если этих валют будет больше. Я считаю, что юань потенциально способен претендовать на эту роль.
А рубль?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: И рубль тоже.
То есть Вы видите позитивное будущее для еврозоны, несмотря на все наличествующие там проблемы, а также позитивное будущее и для евро в качестве мировой валюты?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, мне кажется, сама идея евро позитивна, и поэтому я надеюсь, что ее ждет позитивное будущее. Здесь есть, конечно, достаточно такая сложная изначальная модель, которая заключается в том, что сильная валюта обслуживает разные экономики, в том числе слабые. Такого не было в мировой истории. Либо тогда эти экономики должны стать более сильными, либо придется этим экономикам не использовать евро – это очевидно.
Значит, для Вас кризис евро еще не закончен?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Я думаю, что, конечно, нет, но просвет, на мой взгляд, все-таки виден. Я считаю, что все-таки ответственная позиция основных государств, в том числе Германии, в этом смысле свою лепту внесла.
И, возвращаясь к самому первому вопросу о наших предпочтениях, наших направлениях председательства... Мне кажется, пора заканчивать бесплодную дискуссию о том, что важнее для мировой экономики – рост самой экономики или бюджетная консолидация. Должно быть и то, и другое.
Вы говорили о США. Многие имели надежду после выборов президента Путина и перед вторыми выборами Обамы, что отношения будут лучше. Сейчас мы видим опять какую-то новую не холодную войну, но ухудшение. Почему это так?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Не по нашей вине. Американцы виноваты.
Но Вы одобряете… Вот российских детей там запретили...
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Нет, дети - тут совершенно отдельная тема. Давайте смотреть правде в глаза: я предупреждал Барака Обаму, что принятие «акта Магнитского» даже вкупе с отменой поправки Джексона–Вэника будет иметь крайне негативное влияние на наши отношения.
Давайте подумаем, что произошло? Каждая страна имеет право пускать или не пускать кого-то на свою территорию, это нормально, причем без объяснения причин. И мы так делаем, и американцы так делают, и Германия так делает. Каждая страна имеет право проводить расследование в отношении своих граждан или иностранцев. Но здесь сделано другое – принят некий список, который, по сути, носит публичный характер, в котором люди, в отношении которых нет ни обвинительного приговора, ни каких-либо других решений, объявляются преступниками только потому, что так показалось правильным Конгрессу Соединенных Штатов Америки.
Это плохая история, нам пришлось ответить на это и принять свой список, принять решение в отношении тех лиц, которые, по нашему мнению, нарушали права и законные интересы российских граждан или других граждан. Это, конечно, создало такую неприятную эмоциональную волну, но ничего фатального-то не произошло, мы продолжаем сотрудничать по всем направлениям, по которым и раньше сотрудничали. И если говорить о сотрудничестве в международных делах, так я считаю, что у нас вообще все неплохо – та же самая «двадцатка»...
Я считаю, что с американцами у нас не так хорошо обстоят дела в экономическом сотрудничестве. Давайте сравним наше сотрудничество с Германией и Америкой. У нас полноценное экономическое партнерство с Германией, а с Америкой достаточно ограниченный товарооборот и не такое большое количество проектов, несмотря на то что Америка – крупнейшая экономическая держава.
Даже, может быть, будет еще тяжелее, потому что они сейчас начинают экспорт шельфового газа на европейский рынок…
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Это другая проблема. Пусть американцы занимаются своим шельфовым газом. Еще неизвестно, что из этого всего получится, потому что здесь есть и проблемы стоимости газа, хотя, действительно, это перспективное направление, и экологические проблемы…
Вы не боитесь снижения цен на российский газ в Европе?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Мы ничего не боимся, потому что если мы будем рассчитывать только на один газ, то тогда лучше вообще ничем не заниматься. Нам самим нужно уходить от углеводородной зависимости, зависимости от цен на газ, нефть. Наша задача – сделать нашу экономику диверсифицированной.
А как? Россия об этом уже 10 лет говорит…
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Она это не только говорит, Россия это делает. У нас сейчас меньше 50% наших доходов складывается из сырьевых источников. Значит, все-таки есть что-то другое, а именно: внутренний рынок, который дает уже довольно серьезный импульс к развитию. Раньше он был маленький, сейчас покупательная способность людей выросла, поэтому здесь есть ресурс роста. У нас растущее сельское хозяйство, которое может превратиться просто в одну из доминирующих отраслей. Мы занимаемся созданием высокотехнологичных отраслей – пока, конечно, не так быстро это идет, но в целом у нас неплохой образовательный уровень.
Поэтому я считаю, что мы вполне способны преодолеть эту зависимость. Но этого не сделать ни за два года, ни за три года, ни за пять лет. Советский Союз подсел когда-то на нефтяную иглу – это же не мы создали нефтяную экономику, это Советский Союз сделал.
Вы говорили о том, что будет волна приватизации. Когда ее ожидать? И как?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Приватизация идет. Принят план приватизации на 2011–2013 годы. В прошлом году мы продали впервые довольно значительные пакеты акций, включая…
Сбербанк.
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: …Сбербанк тот же самый, пакет которого сумели продать на Лондонской бирже и на Московской бирже, в общей сложности выручив чуть больше 5 миллиардов долларов. В этом году не менее амбициозные, даже более амбициозные планы: мы собираемся продавать пакеты акций…
Какие?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: …«Совкомфлот» – это крупнейший судовладелец наш. Крупнейший, второй банк в нашей стране – ВТБ, целый ряд менее крупных активов. В общем, если все будет нормально, если не будет каких-то драматических падений на фондовом рынке, то я считаю, что мы соберем приличные деньги. Но дело не только в деньгах, я об этом уже неоднократно говорил. Дело просто в том, чтобы все-таки наши партнеры видели, что нашей целью не является государственный капитализм и государственная экономика, несмотря на все сделки типа ТНК-ВР и так далее.
Но в сырьевом секторе мы видим, что это у вас растет…
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Ничего там не растет. Проблема…
«Роснефть» сейчас будет самой крупной…
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Да, безусловно. Но не мы же поругались. Что мы можем сделать, если две команды очень злых и крупных (я имею в виду ВР и ТНК) разругались вдрызг? Если они рядом сидеть не могли, если они находились в постоянном клинче, естественно, им пришлось принять решение о продаже или одного пакета, или обоих пакетов. Здесь вопрос в чем, и я всегда говорил об этом предельно откровенно: конечно, можно было махнуть на это рукой, сказать: «Путь они продают, кому хотят». А кто сейчас заплатит 50 миллиардов долларов за это? Я знаю, кто, и вы знаете, но не факт, что для России сегодня это правильное решение, поэтому было принято решение выкупить этот пакет. Но вместе с выкупом пакета мы начали более активную приватизацию «Роснефти».
Но если бы Вы захотели западные инвестиции, там был шанс. Не западные, может, а иностранные, скажем так.
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Вот-вот-вот, это разные вещи.
И Китай – Ваш друг…
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Безусловно, и Китай – наш друг, безусловно, все – наши друзья. Но мы все-таки должны внимательно относиться к инвестициям в стратегической отрасли, это все-таки очень крупная компания. Это очень крупная компания, и мы должны были принимать решение, исходя из всей совокупности факторов, но, если говорить прямо и откровенно, нужно было поискать, кто способен сейчас отвалить 50 миллиардов долларов. Это огромные деньги с учетом нынешнего плачевного состояния мировой экономики, поэтому было принято такое решение.
Это вынужденная мера. Это не мы придумали, это придумали (я еще раз повторяю, в 10-й раз) ТНК, это придумали ВР, когда подписали дурацкий договор, скажем откровенно, в котором их доли были определены как 50 на 50. В конце концов они разругались. «Роснефть» – крупнейшая государственная нефтяная компания, у нее есть свой free-float*, у нее есть возможность заниматься развитием бизнеса, и в то же время у государства есть возможности продавать пакеты соответствующей компании, и часть пакета…
Это когда-то будет делаться?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Будет делаться в тот момент, когда будет нормальная рыночная конъюнктура. Но я напоминаю, что часть пакета должна быть передана BP, и это и есть приватизация, ни много ни мало.
К вам сейчас пришел новый гражданин, господин Депардье.
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Это не ко мне пришел.
Вы ожидаете больше богатых европейцев, которые будут обращаться в Россию за гражданством?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, Депардье - симпатичный человек, но он эмоциональный человек, он артист. Он принял такое решение, мы, естественно, откликнулись на эту просьбу, президент России предоставил ему гражданство. Это, мне кажется, скорее исключение. Но если говорить об обращениях к нам с предложением о предоставлении гражданства высококвалифицированным специалистам, то я считаю, что для нас это вообще-то было бы выгодно. Американцы это делают, другие страны это делают. Если кто-то вдохновится нашей экономической ситуацией, я не вижу в этом ничего плохого.
Мы действительно сознательно держим плоскую шкалу налогообложения не потому, что считаем, что это вечная ситуация. Но для нас было крайне важным чуть больше десяти лет назад вытащить зарплату из конвертов и сделать ее «белой». Нам это удалось, у нас сейчас все платят налоги, благо этот налог небольшой – 13%, платят и миллиардеры, и обычные люди. В какой-то момент, конечно, в повестку дня может быть поставлен вопрос о прогрессивном налогообложении, но мне представляется, что это вопрос не сегодняшнего дня, потому что мы можем потерять больше, чем приобрести. Иными словами, наша налоговая система в целом остается достаточно привлекательной, и мы бы хотели эти преимущества в текущей перспективе сохранить.
Относительно налога на доходы в России и в других государствах мы наблюдаем увеличение разницы налогов между богатой прослойкой населения и бедной прослойкой населения. Господин Шваб** уже говорил об этом во время проведения форума. Какие меры планируете принять вы, чтобы сократить это неравенство?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Это вопрос выбора. Я только что говорил о том, что в какой-то момент для нас было важнее уйти из серой зоны. Да, мы понимаем, что объективно сверхбогатые люди должны делиться своим богатством с менее обеспеченными людьми, с бюджетом. Но для нас было важнее, чтобы они легализовали свои доходы. Нам это удалось, и в сию секунду вопрос повестки дня не стоит таким образом, чтобы немедленно выйти на прогрессивное налогообложение. Но рано или поздно этот вопрос встанет, это очевидно.
Что же касается налогообложения сверхдоходов, сейчас у нас обсуждается идея так называемого налога на роскошь. Это, может быть, позволит отбалансировать какие-то социальные интересы. Но вообще-то эта проблема существует для всех стран, даже для тех стран, где прогрессивная система налогообложения или сверхвысокий налог, типа Франции. Тем не менее разница в доходах между так называемым верхним децилем и нижним децилем по обеспеченности выросла за последние 20 лет, по-моему, в 30 раз.
Тут на форуме 70 процентов высказалось за то, что Россия должна повысить свое «корпоративное управление»… В том числе вопрос: как обстоят отношения между правительством и президентом? Если читать прессу, то решения, говорят, все равно принимает только Путин…
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Вы же сами в газете работаете…
Давно об этом не пишу.
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Можно верить всему тому, что пишут в газетах? Наверное, нет, как вообще нельзя верить всему тому, что пишут. Ситуация очень простая на самом деле, если не заниматься конспирологией. Невозможно – я работал президентом, – чтобы президент принимал все решения. Я привожу такой пример. Я каждый день подписываю порядка 50 документов, каждый из этих документов создает миллиардные последствия: это документы прямого действия, причем это правительственные документы. Президент таких не подписывает: президент законы подписывает. Вы что думаете, я по этим документам кому-то звоню или консультируюсь? Я подписываю их и несу прямую ответственность за них. Некоторые из них оспариваются в суде, поэтому все это очень условные, очень странные разговоры. Но по Конституции, конечно, ключевые решения по стратегии, по вопросам внешней политики, войны и мира принимает президент. Это нормально, конституцию у нас никто не отменял. У правительства огромное количество своих проблем.
И как, вы соглашаетесь с ним в направлениях?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: У нас с ним нормальные, постоянные, рабочие, товарищеские отношения. Когда нужно, мы созваниваемся. Когда нужно, мы встречаемся. Но очень часто повестка дня даже не пересекается, потому что у президента очень много функций, которые он выполняет единолично. Это действительно внешняя политика, функции верховного главнокомандующего, армия, полиция, безопасность. Всем этим президент занимается в одиночестве.
А борьба с коррупцией это его дело или ваше?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Борьба с коррупцией – это общее дело, потому что средства борьбы с коррупцией есть правоохранительные, есть экономические. Если говорить о полицейской борьбе, то это, конечно, в большей степени дело Президента, потому что он руководит деятельностью МВД. Хотя в общем министерство входит в состав правительства. Но целый ряд мер носит экономический характер. Мы сейчас активно обсуждаем в Государственной Думе закон о государственной контрактной системе, который в том числе направлен на то, чтобы минимизировать коррупционные риски. Это сугубо экономический вопрос, но в то же время он связан …
Это тендеры, да?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Да, с противодействием коррупции, с нашим желанием сделать все это более прозрачным, уйти от конструкций, которые позволяют зарабатывать на этом незаконные средства. Поэтому это совместная деятельность. У президента свои полномочия в этой сфере, у правительства свои полномочия, но только такой подход может дать результаты.
Где Вам нравилось работать больше: в качестве премьер-министра или в качестве президента?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, мне вообще везде нравится работать. Я могу вам сказать, что мне нравилось работать и руководителем администрации президента, мне нравилось работать первым заместителем председателя правительства, потому что в каждой работе есть своя специфика – очень и очень интересная. Я могу вам сказать так: конечно, президент – это высшее должностное лицо, на нем лежит финальная ответственность за все, что происходит. В этом смысле работа президента – это самая сложная работа в стране, и я могу об этом судить, как никто другой. Может быть, в нашей стране это понимают всего три человека – это Владимир Путин, ваш покорный слуга и отчасти Михаил Горбачев, если он еще не забыл, как был Президентом и что такое ядерный чемоданчик.
И после Путина вы опять будете президентом?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Кто вам сказал такое?
Я спрашиваю.
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Вопрос о том, кто будет президентом, решает только один субъект демократии – российский народ.
Разрешите вопрос следующего порядка. У вас сложились очень добрые отношения с Ангелой Меркель, нашим федеральным канцлером. В Германии этим летом предстоят выборы в Бундестаг. В этой связи вопрос: Вы хотели бы продолжить свое сотрудничество с правительством Ангелы Меркель?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Какие вы мне коварные вопросы задаете! У меня действительно очень хорошие отношения с Ангелой Меркель, и я дорожу этими отношениями. Мне всегда было приятно с ней обсуждать самые разные вопросы – и внешнеполитические, и экономические. Но этот вопрос должен решаться народом Федеративной Республики Германия.
А после выборов Путина Вы видели, что охладились отношения между Россией и Германией?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Мне кажется, знаете, это все-таки опять же некие штампы. У Владимира Путина и Ангелы Меркель тоже хорошие товарищеские отношения.
Ну не очень.
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Это вы спросите у нее.
Я у нее спросил.
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: У них хорошие отношения, они позволяют решать любые задачи. Есть, конечно, какие-то эмоциональные вещи, но это уже вопрос чисто человеческий. Я надеюсь, что в наших отношениях, во всяком случае, все будет хорошо, потому что, я скажу, может быть, пафосную вещь, но вообще-то от российско-германских отношений в очень существенной степени зависит экономическая ситуация во всей Европе. Не только потому, что между нашими странами огромный товарооборот или мы стратегические партнеры по каким-то проектам. Просто мне кажется, что от нашей консолидированной позиции действительно многое зависит, несмотря на то, что Россия не является членом Евросоюза и не входит в зону евро.
И не хочет?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, я сегодня, выступая на форуме, сказал, что мы бы хотели, и это искреннее мое пожелание, иметь максимально тесную интеграцию с Евросоюзом, а вот в какой это будет форме, покажет время. Мы создали Таможенный союз, мы создали и создаем Единое экономическое пространство c Казахстаном и Белоруссией. Это наш выбор, это наши близкие, братские государства, как у нас принято говорить, но мы заинтересованы в максимально тесных отношениях, интеграционных отношениях с Евросоюзом.
Мой последний вопрос: когда изменится российская позиция по Сирии?
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Российская позиция по Сирии, на мой взгляд, абсолютно прагматична. Она заключается в следующем: мы не поддерживаем Асада, мы не поддерживаем оппозиционеров, мы находимся в контакте с Асадом и с оппозиционерами. У нас действительно есть межгосударственные отношения, есть экономические связи и даже военные связи с действующим правительством, но мы никогда не настаивали на том, что Асад или кто-то другой должен удержаться у власти. Решить этот вопрос должен сирийский народ.
Я всегда напоминаю тем, кто почему-то забывает одну вещь: Сирия – очень сложная страна, это даже не Ливия, хотя Ливию тоже можно развалить на части. В Сирии такое количество конфессий и направлений в исламе, что если это все отдать на самотек, это разорвет страну. Мы можем себе представить, что будет происходить, если, например, к власти сейчас придут те же самые сунниты? Я думаю, что они будут казнить алавитов, как это ни печально. Значит, нельзя этого допустить, нужно договориться за столом, в том числе и о будущем страны, а судьба руководства – это все вторичные вещи. Мы готовы к контактам со всеми, но мы категорически возражаем против того, чтобы та или иная сторона снабжала оружием либо оппозицию, либо кого-то другого. Надо остановиться.
Спасибо.
Дата публикации 28 января 2013 года.
* Приблизительная доля акций, находящихся в свободном обращении (прим. RT).
** Клаус Шваб – основатель и президент Всемирного экономического форума в Давосе (прим. RT).
В нашем паблике в VK самые свежие статьи и сюжеты зарубежных СМИ
Сегодня в СМИ
