У России нет печатного станка для резервных валют, и она вынуждена ограничивать расходы. Однако правительство сохраняет курс на поддержку реальных доходов населения, несмотря на критику со стороны либеральных экономистов. Об этом заявил Владимир Путин в беседе с журналистами RT. Президент побывал в новом офисе компании и посетил студийный комплекс. Во время беседы он также ответил на вопросы журналистов RT, в том числе и о религиозном аспекте развода четы Путиных.
ВЛАДИМИР ПУТИН, Президент России: Ну во-первых, хочу сказать, что и я, и Людмила Александровна исходили из того, что сказать прямо и честно о том положении, которое у нас по факту сложилось, – это гораздо более правильное поведение, чем что-то скрывать.
МАРГАРИТА СИМОНЬЯН: Так и пишут сейчас, причем из «обоих лагерей».
ВЛАДИМИР ПУТИН: Слава богу, спасибо. Что касается религиозной стороны дела, то ее не существует, потому что мы никогда не венчались.
МАРГАРИТА СИМОНЬЯН: Не венчались?
ВЛАДИМИР ПУТИН: Нет.
МАРГАРИТА СИМОНЬЯН: Спасибо. Следующий вопрос у нас задаст Маша Финошина, рядом с вами сидит. Это наш боевой корреспондент английского канала. Она только в одной Сирии, когда там шла война, 56 дней последний раз подряд там провела, да?
МАРИЯ ФИНОШИНА, корреспондент RT: Да, почти, 54, да.
МАРГАРИТА СИМОНЬЯН: Она безвылазно каждый день выходила в эфир.
ВЛАДИМИР ПУТИН: Вам, как руководителю канала, могу сказать, что так делать нельзя.
МАРИЯ ФИНОШИНА: Я сама, Владимир Владимирович.
ВЛАДИМИР ПУТИН: Нет-нет-нет. Я вам серьезно говорю. Это говорят некоторые мои друзья, ваши коллеги, в частности, из европейских стран. Профессиональные люди, которые всю жизнь работают в журналистике, один из них мне прямо сказал: нельзя так долго журналиста держать в стране, охваченной конфликтом. Почему? Потому что он…
МАРИЯ ФИНОШИНА: Теряет ощущение реальности.
ВЛАДИМИР ПУТИН: Да, теряет ощущение реальности. Притупляется чувство опасности.
МАРИЯ ФИНОШИНА: Абсолютно.
ВЛАДИМИР ПУТИН: И надо вовремя человека оттуда убрать.
МАРГАРИТА СИМОНЬЯН: Вот я тебе сколько раз звонила и говорила: возвращайся! На самом деле.
МАРИЯ ФИНОШИНА: А у меня уже притупилось чувство опасности, поэтому я уже…
МАРГАРИТА СИМОНЬЯН: День на двадцатый я начала ей звонить и говорить: «Маша, что-то ты там… как ты? Возвращайся». «Нет-нет-нет, я еще вот это хочу и вот это».
ВЛАДИМИР ПУТИН: На самом деле это действительно опасно. Правда, это не шутки.
МАРГАРИТА СИМОНЬЯН: Да, конечно, конечно. Здесь практически все из нас прошли горячие точки, и это, конечно, опасно для жизни в прямом смысле слова. Маша, тебе слово.
МАРИЯ ФИНОШИНА: Спасибо большое, Маргарита. Здравствуйте еще раз, Владимир Владимирович. Еще раз спасибо большое, что пришли к нам. Очень рада вас видеть в нашем новом доме, здесь было… ну, чего-то не хватало, сейчас здесь стало теплей и уютней.
Вот меня представили как боевого корреспондента… Некоторые считают, что репортеры – вообще все – это солдаты, бойцы невидимого фронта. Действительно, в последние два года приходилось ездить на фронт видимый. Много работали в местах, где проходит настоящая война. Много времени я провела в Сирии, вот 54 дня… Страну объездили вдоль и поперек. Буквально зашли в каждую деревню, в каждый город. Были в соседних странах, где в большинстве случаев не поддерживали действующий режим Ассада.
И вот что бросилось в глаза и что поразило: с каждым моим приездом я отмечала, что все больше и больше людей вовлекается в конфликт. Мы поговорили с колоссальным количеством народа, совершенно разным. И сейчас, спустя два года, уже нет ни одного человека, который бы мог остаться в стороне. Так или иначе задет каждый, и задеты все. Все разные абсолютно, то есть мы разговаривали, там, не знаю, с женами расстрелянных офицеров сирийской армии, с их детьми, которые бы и рады остаться в стороне, но как? Их отцы были убиты, и они должны мстить. Может, они не хотят, но они должны мстить, это дело чести.
Конечно, встречались с повстанцами, с сирийцами и не сирийцами, в Сирии и не в Сирии, в европах, в Турции, в Иордании. Ну, такие, боевые ребята, очень оптимистично были настроены вначале, потом как-то начали сдавать, жаловаться, мол, вот Запад нас забыл, предал. Стали просить больше денег, больше оружия. Ну, как вы сами тоже подчеркивали, Башар Асад не ангел, поэтому приходилось встречаться и с теми, кто открыто и откровенно его ненавидит. Я помню, буквально встретила в гостинице, где останавливались ооновцы в Дамаске. Дедушка, вот он обувь чистил. И вот он чистил вот эту обувь, не думал об этом, потому что механически выполнял все действия, и думал только о том, когда, в какой момент его застанет вот эта прекрасная новость, что Башара Асада больше нет. Физически или как президента, но то есть он вот его ненавидел прямо совсем открыто. Еще с папы, еще с 82-го года, за Хаму.
В соседнем Ливане удалось выйти на торговцев оружием, которые говорят: нам вообще все равно, кто это оружие получит, когда мы его переправим через границу, кто из него будет убит, кто будет стрелять. Мы – бизнесмены, нас интересуют только деньги. Just money. Поговорили с ребятами, мальчишками 11-12 лет, которым всучили в руки вот эти вот самые автоматы, которые, может, из того же самого Ливана и пришли. Там, повязали какие-то платки, поставили перед камерой и заставили читать текст… В общем, очень грязно. Ну, вы знаете, используют детей в этом конфликте. В общем, целый калейдоскоп прошел перед нашими глазами.
И действительно за 56 дней уже как-то становишься частью этого всего, и… Что страшно, вот не важно, где все эти люди были в марте 2011 года, когда все это началось.
Сейчас ощущение, что они все подошли к какому-то рубежу, некоторому финальному рубежу, на котором они потеряли надежду, веру - в себя, в других людей, не знаю, в человечество, в доброту, в справедливость. И они обозлились. Очень сильно, на всех и на вся. И вот, приближаясь к моему вопросу, есть среди них и те, кто обозлился на Россию. Вот прям сильно, серьезно обозлился. За что? Кто-то за бездействие, что, мол, нет решительных мер, чтобы остановить кровопролитие, а кто-то, наоборот, за действие, мол, поддерживаете Асада, поставляете оружие. И вот все как-то ждут чего-то от России, все спрашивают, все надеются. Все спрашивают, почему Россия так, почему Россия не так? И, если отходить от сирийского конфликта, это везде. В Сербии – просто на каждом шагу, там, на баррикадах в Косово: что, где Россия? Или там в Иране вот сейчас мы были. Да, даже на Мали вспомнили. И вот, как президента этой страны, я бы хотела задать вам вопрос от лица этих людей.
ВЛАДИМИР ПУТИН: Как президенту. Или вы как президент?
МАРИЯ ФИНОШИНА: Нет-нет-нет. Нет, я хотела сказать, как президента этой страны, я хотела бы вас спросить.
ВЛАДИМИР ПУТИН: Кого вы набрали тут?
МАРИЯ ФИНОШИНА: Так вот, мне что людям этим отвечать?
ВЛАДИМИР ПУТИН: У вас такой был длинный вопрос. Я постараюсь ответить как можно короче. Ну, прежде всего, вот вы сказали, что я сказал однажды, что Башар Асад – не ангел.
Я об этом не говорил. Я стараюсь быть очень аккуратным в этих выражениях. Но что я говорил, я говорил о том, что в стране, видимо, назрели какие-то… Не какие-то, а серьезные изменения. И руководство страны должно было это почувствовать вовремя и эти изменения начать проводить. Это очевидный факт, иначе бы то, что сейчас происходит, не произошло. Это первое, что я говорил. Второе, что я говорил, – мы не являемся адвокатами действующего правительства и самого действующего президента Башара Асада. Но что нас беспокоит, и в чем заключается наша позиция…
Да, еще что бы не хотелось, я еще скажу. Мы ни в коем случае не хотим вмешиваться в конфликт между различными направлениями в исламе, между суннитами и шиитами. Это внутреннее дело самого ислама. У нас очень хорошие отношения с арабским миром. У нас отношения хорошие с Ираном, слава богу, и так далее.
Но что нас беспокоит, и почему мы занимаем такую позицию, о которой вы знаете. Вы посмотрите, что происходит в регионе в целом. Ирак явно неспокоен и нет уверенности в его единстве на будущее и в сохранении территориальной целостности. Йемен неспокоен. Тунис не угомонился. В Ливии происходят этнические столкновения межплеменные. То есть весь регион погрузился как минимум (я очень аккуратно скажу) в состояние неопределенности и конфликтов. И еще Сирия туда же.
Во-первых, на мой взгляд, почему это происходит? Потому что некоторым людям со стороны думается, что если весь этот регион как бы причесать под ту гребенку, которая кому-то нравится, которая кем-то называется демократией, то там будет мир и порядок. А это совсем не так. Без учета истории, традиций, религиозных особенностей этого региона делать ничего нельзя. Особенно нельзя вмешиваться со стороны. Ну вот вмешались в события в Сирии. Хороший был, плохой режим, но уровень жизни был самый высокий в регионе. Что там сейчас происходит? Происходит борьба за ресурсы, непрекращающаяся межплеменная борьба. Во что она превратится, никто не знает.
Нас очень беспокоит, что если так же мы будем действовать и в Сирии, то там будет такое же состояние. Нам что, мало того пространства неопределенности и терроризма, которое образовалось между Афганистаном и Пакистаном? Где никто ничем не управляет, только базы боевиков там функционируют. Разве мы этого хотим? А это ж совсем близко от наших границ. Вот это нас беспокоит прежде всего.
Это первое. И второе. Нас беспокоит будущее всех этнико-религиозных групп, проживающих на территории Сирии. Мы хотим, чтобы там установился долгосрочный мир и порядок. Были обеспечены законные интересы и права всех людей которые там проживают. Поэтому наша позиция всегда заключалась в том, чтобы сначала дать им возможность определиться с тем, как будет выстроена власть в Сирии, как будут обеспечены законные права, интересы и безопасность всех, кто там проживает, а потом уже на основе этих договоренностей переходить к каким-то системным изменениям, а не наоборот: сначала всех выгнать, а потом погрузить в хаос всю страну.
Ведь на что нам наши коллеги не могут ответить? Одной из ключевых организаций в стане так называемой вооруженной оппозиции является – здесь арабисты, наверное, есть, мне подскажут – организация «Ан-Нусра». Это одна из ключевых организаций вооруженной оппозиции. Госдеп США признал ее террористической и связанной с «Аль-Каидой». Она, собственно, этого и не скрывает. И что? Она будет входить в правительство будущее? Нам говорят, нет. А я говорю: а как вы, возьмете газетку и их прогоните, как мух? Нет. А что будет? Не знаем.
Но это же не шутки, это все серьезные вещи. Значит, или другой пример. С одной стороны, поддерживаем некоторые организации, которые воюют в Сирии против Асада, а с другой стороны, эти же страны, которые их там поддерживают, воюют с ними в Мали. Это не только одни и те же организации, те же самые люди. Часть людей ушла в Мали и там воюет. Там с ними борются, а потом они переезжают назад в Сирию, их там начинают поддерживать. Ну, где логика? И к чему это все приведет? Понимаете, это же все не пустые фразы, не пустые слова.
Я очень надеюсь на то, что те инициативы, которые были выдвинуты и президентом Египта – вот мы с ним недавно встречались в Сочи, и он предложил более активное участие стран региона; инициатива премьер-министра Великобритании, который исходит из того, что надо подключить более активно постоянных членов Совета Безопасности ООН; инициатива МИДа России и Госдепа США, то, над чем мы сейчас все вместе работаем – что вот эта совместная работа даст, наконец, шанс для урегулирования в стране.
МАРГАРИТА СИМОНЬЯН: Ира Галушко, тоже корреспондент английской редакции, которая тоже ездила много где: Фукусиму освещала одной из первых в Японии.
ИРИНА ГАЛУШКО, корреспондент RT: Ну сейчас не про Фукусиму, а, в частности, мы очень часто в последнее время ездили в Европу, освещали всяческие протесты. Протестов там много, и можно сказать, что большинство из людей, которые протестуют на улицах Европы - это молодые люди. И они там находятся, потому что им по сути нечего делать: они получили образование, или все еще получают, но они не могут найти работу. У них нет никаких перспектив на какое-либо не то что светлое, а просто будущее. И естественно, они недовольны, они на улицах, они громко выражают свой протест тому, что происходит в государствах. А между тем правительства этих государств европейских, они считают, что единственное, что они могут сделать, – это ужесточить экономические меры, закрутить гайки, особенно в том, что касается каких-то социальных секторов. И говорят: потерпите еще лет 10-15, а потом, может быть, вздохнете, ну пожалуйста. Как вы считаете, такой подход – он правильный? И, если нет, то есть ли у России какой-то рецепт? Как с этим бороться?
ВЛАДИМИР ПУТИН: Для них правильный.
ИРИНА ГАЛУШКО: А для нас?
ВЛАДИМИР ПУТИН: А для нас неправильный. У нас разные экономики. У нас развивающаяся экономика и рынки развивающиеся, а в Европе в основном мы имеем дело с развитыми экономиками. И разное состояние этих экономик сегодня. Она у нас в целом достаточно здоровая. У нас нет отягощения внешним долгом, таким, который есть в Европе. И в Соединенных Штатах, кстати сказать.
Там в Европе средняя задолженность бюджета уже около 90%. В США тоже к этому приближается, или даже чуть больше, 100 с лишним %.
Там действительно очень большая безработица. Там у всех дефицитные бюджеты. Мало того, что долг государственный огромный, еще дефицит огромный. У нас долг 2,5% внешний, общий – около 10. У нас бездефицитный бюджет, у нас безработица - 5,6 %, а в Европе - 25-26 в некоторых странах, а среди молодежи достигает 40, а в некоторых странах к 60 приближается. Катастрофа. У нас разные ситуации. Да, конечно, мы можем использовать так называемые нефтегазовые доходы, но я хочу обратить ваше внимание на другое: у нас нет печатного станка для резервных валют, а у них есть. И ситуация заключается не в том, что у нас есть нефтегазовые доходы и, соответственно, резервы, а в том, что мы ограничивали расходы. Вот ругают Центральный банк РФ постоянно за то, что у нас высокие ставки. Сейчас у нас 8-8,5%, 8,25? Неважно, но она большая.
В США, посмотрите, 0,25, по-моему. В Европе тоже к этому приближается. И говорят: ну вот, нам бы так. Да, ЦБ держит такую высокую ставку в том числе и для того, чтобы не раздувать так называемые «финансовые пузыри». Ведь можно раздать дешевые кредиты, можно добиться того, что на эти дешевые кредиты производители произведут продукцию, но потом она не будет иметь спроса. Вот вам, пожалуйста, «пузырь».
И конечно, вот найти ту грань, за которой и смягчение денежно-кредитной политики, и ужесточение, связанное с расходами, приведет к максимальному эффекту – вот это экономическая политика на грани искусства. Я не думаю, что мы такую грань вот эту нашли, что мы так уж эффективно во всем работаем. Надеюсь, что сейчас правительство РФ после наших неоднократных встреч приложит какие-то дополнительные шаги, стимулирующие развитие экономики и деловую активность.
Но вот одна из них, одна из этих мер, она у нас постоянно применяется, нас за это, конечно, критикуют, кстати, наши коллеги – либеральные экономисты. Но, скажем, поддержание темпов роста реальных доходов населения у нас достаточно высокое.
Вот в прошлом году это было, по-моему, 4,5 – 4,6%. Вот за январь-февраль-март-апрель этого года уже 5 с лишним. Рост реальных располагаемых доходов населения. А это увеличение внутреннего спроса. Понимаете, у нас немного разные ситуации. И поэтому в целом я разделяю позицию тех наших европейских коллег, которые видят выход из кризиса в консолидации бюджетов, в наведении порядка и дисциплины в экономике. Ну, конечно, все имеет какие-то границы. И все перекладывать на плечи граждан, конечно, невозможно.
МАРГАРИТА СИМОНЬЯН:
Дэниел Бушелл, ведущий одного из шоу на английском канале, наверное, самый скандальный ведущий – о нем периодически пишут западные СМИ вроде Foreign Policy и News Statements, о нем пишут, что он слишком критически относится к «мейнстримовскому» представлению о мире. Это, я думаю, действительно так. Дэниэл?
ДЭНИЕЛ БУШЕЛЛ, ведущий RT: Да. Владимир Владимирович, очень хотелось услышать ваше мнение о мультикультурализме. Лидеры ЕС не так давно неохотно признали, что их эксперимент с мультикультурализмом не удался. Я когда жил и учился в Англии, а потом работал во Франции и Бельгии корреспондентом RT, было ясно видно, что у коренного населения и иммигрантов очень мало общего. И Россия сейчас последние годы сталкивается с массовой иммиграцией. Хотелось спросить, как Россия может избежать проблемы, ошибки Евросоюза с иммиграцией?
ВЛАДИМИР ПУТИН: У нас разные исходные позиции, ведь проблемы иммиграции в Западной Европе, ну, кстати говоря, и в Штатах отчасти, они связаны… они более жесткие, на мой взгляд. Они более выпуклые и более опасные, потому что ведь и Западная Европа, и Штаты имеют дело с людьми, которые приехали из других стран и очень плохо ассимилируются на своей новой родине, годами не учат язык, не владеют языком, не могут влиться в рынок труда.
Мне один из моих коллег западноевропейских говорил: по десять лет, даже больше, приезжают, и выходцы, там, скажем, из Северной Африки - и не могут говорить. Ну, в данном случае говорил прямо на испанском. Ну а наши эмигранты? Ну, сейчас-то уже, наверное, лучше, а вот те, которые в Штаты приезжали там…
СОФИКО ШЕВАРНАДЗЕ, ведущая RT: В 90-е.
ВЛАДИМИР ПУТИН: В 80-е годы, в 90-е. У меня один знакомый был в известном районе, где жили наши… До сих пор живут наши…
СОФИКО ШЕВАРНАДЗЕ: Брайтон Бич.
ВЛАДИМИР ПУТИН: Да-да, эмигранты, правильно. И бабушка там одна уже в возрасте. Она уже там живет лет 15, по-английски не говорит. И говорит своим гостям: завтра поеду в Нью-Йорк. В магазин, говорит, поедет в Нью-Йорк. Она не считает даже, что она в Нью-Йорке и живет.
Это вообще общая проблема, связанная, конечно, прежде всего, с экономикой. С необходимостью привлечения дешевой рабочей силы. У нас, собственно говоря, то же самое происходит. Но у нас при всей остроте этой проблемы все-таки она не такая тяжелая и опасная, как в Европе или в Штатах. Почему? Потому что если мы говорим об иммиграции, то есть об иностранных гражданах, то все-таки должны признать, что это выходцы их республик бывшего Советского Союза. У нас так или иначе, хоть они... новые поколения плохо владеют языком, но в семьях так или иначе кто-то говорит на русском, общий менталитет сохраняется, общая историческая память есть, кто-то жил в каких-то российских регионах, есть какие-то родственники. То есть гораздо проще людям вливаться в жизнь тех этнических групп, куда они переселяются на постоянное жительство. Но и у нас, тем не менее, нужно заниматься более целенаправленно, нужно готовить тех людей, которые хотят приехать в Россию жить, нужно, как мы говорим, у нас плохо пока это получается, открывать в этих республиках, в этих новых государствах курсы русского языка, историю, помогать людям еще со школьной скамьи лучше понимать друг друга.
Но и здесь, конечно. Нужно прививать нашим гражданам, или тем, кто хочет стать гражданами России, чувство ответственности, понимание того, что они приехали в другую страну и обязаны соблюдать наши традиции, наши законы, с уважением относиться к нашей культуре и к нашей истории. Это отдельная большая работа. Раньше просто на нее не обращали внимания. Но сейчас нужно обратить и нужно целенаправленно заниматься этим.
Полную версию интервью смотрите на странице RT на YouTube:
http://www.youtube.com/watch?v=D1vTbx6WKRM