«Выживать под огнём научил Моторола»: документалист из Донбасса — о войне, правде и работе под пулями
Документалист из Донбасса — о войне, правде и работе под пулями
- © Максим Фадеев
— Максим Фадеев — это псевдоним. Приходится скрывать своё настоящее имя?
— Приходится. В первую очередь потому, что на той территории у меня остались родные. А создание подобных фильмов на Украине называется «террористическая деятельность». Тем более я пересекался с Гиви, Моторолой, другими бойцами и командирами. За меньшие провинности люди по девять лет получают. Одна моя знакомая работала на телевидении и брала в 2014 году интервью у ополченцев, просто задавала вопросы. На неё завели уголовное дело, сейчас она скрывается в Крыму. За последний год минимум пятеро моих знакомых, которые воюют за ДНР, но родственники которых продолжают жить на украинской территории, подверглись давлению. Угрожают здоровьем близких. Принуждают к сотрудничеству. Требуют, чтобы сдавали своих. Или просто деньги сбивают…
— Ваш первый фильм «Славянск. Хроника войны» — единственное серьёзное документальное свидетельство начала этого конфликта. Почему решили снимать?
— До войны я работал в журнале, но всегда хотел попробовать себя в документалистике. А тут эта история. Тем более необходимо было показывать, что происходит.
Представьте: по тебе стреляют, а твои друзья в том же Донецке не верят. Ты объясняешь: «Ребята, война уже идёт!» А тебе: «Может, это какие-то террористы?»
Вообще, когда всё началось, у меня было ощущение, что я попал в фильм «Батальоны просят огня». Семёновка — это пригород Славянска, — обычный день. И вдруг обстрел из всех видов вооружения. 82-е и 120-е мины летят. Артиллерия долбит. Снайперы стреляют. Уходит разведка, приходит разведка. Раненые мирные люди, горящие дома. Всё это обычно по телевидению не показывают. Ведь как строится репортаж? Корреспондент выходит: «Здравствуйте, я нахожусь на передовой, вот бойцы», — и описывает ситуацию. Я не стал ничего описывать, просто снимал, без всякого закадрового голоса. Подумал: «Зачем что-то объяснять?» Тем более я не умел этого делать.
«У меня нет антиукраинских настроений»: боец батальона Прилепина — о «майдане», референдуме в ДНР и боях за Дебальцево
— Когда смотришь ваши ленты — ощущение полного медитативного эффекта. Вроде бы ничего не происходит, обычная хроника. Но не оторваться. В чём дело, как вы думаете?
— Сложно сказать. Я всегда искал героев, за которыми интересно было бы наблюдать, даже если они ничего не делают. Интересно их слушать. Война в самом начале собрала много ярких личностей. В Славянске, помню, был блокпост «У Бати», и я всё время приходил туда снимать и как заворожённый слушал этого Батю. Или позже, также в Донецке, приходил в терминал к ребятам и тоже слушал. Эти люди напоминают мне героев фильма «Они сражались за Родину». О чём говорят герои Шукшина, Буркова, Никулина? Да вроде бы ни о чём, о простых вещах. Но не оторваться.
— Война идёт четыре года. Как-то это влияет на бойцов?
— Схлынула первая волна подъёма. Сейчас, если снимаешь людей, разговор уже другой. Бытовуха, рутина. Однажды я у одной медсестры интервью брал, и она рассказывала: в Славянске при практически полном отсутствии медперсонала и большом количестве тяжело раненных не было ни одного «гнойного» больного! Почему? Подъём энтузиазма. Даже болезни не брали. А сейчас зайди в травматологию...
— С Моторолой вы хорошо были знакомы?
— Да. В чём-то Арсен был моим наставником. Научил, как выживать под огнём. Объяснял, что вот, например, летят 82-е мины — это не страшно, бетонное перекрытие они не пробивают. А вот стреляют наши. А это танк — его тем более бояться не надо: если попадёт, всё равно уже не узнаешь! В первый день, когда я их снимал, Мотор вообще вышел из укрытия и под пулями ходил, фотографировал горящий дом. Не боялся. А мы боялись. Когда меня ранило (М. Фадеев во время съёмок в терминале получил осколками ранение в шею и спину. — RT), он же руководил оказанием мне первой медицинской помощи, сам вывозил на машине…
- © Максим Фадеев
— Как вы попадали на передовую в разгар боёв?
— Сидишь дома в центре Донецка, в 6—7 км от аэропорта, слушаешь: ага, стреляют. И уже не можешь оставаться на месте, понимаешь: надо идти снимать! Машины у меня нет. Общественным транспортом доезжал до конечной. Дальше пешком шёл в обход всех блокпостов, иногда по несколько часов: дорогу я знал. Несколько раз таким образом приходил как раз в разгар боёв. Один раз в день штурма старого терминала. Другой — в день прорыва на новый.
— На украинской стороне не приходилось бывать?
— Один раз был. В Дебальцеве, в феврале 2015 года, как раз накануне штурма. Тогда ещё там стояли войска ВСУ. Я снимал Горловку. Меня возил таксист-ополченец, бесстрашный парень. В дороге у нас зашёл разговор о Дебальцеве, и на свой страх и риск мы пристроились к колонне ОБСЕ и поехали туда. По дороге вспомнили, что на заднем стекле флаг ДНР, убрали срочно его. Прибыли на место. Таксист сидел всё время в машине. Я снимал, как украинские военные выдают местным жителям гуманитарку, причём по паспортам. Взял интервью у украинского офицера. Просто разговаривал с мирными людьми, задавал им вопросы. Они меня, кстати, открыто посылали, говорили: «Всё равно всё переврёте!» Ругались страшно. Кому-то я шёпотом говорил, мол, я из Донецка. Вокруг бегало с камерами много людей, поэтому на меня особо не обращали внимания. Хотя в толпе я видел людей в штатском и бронежилетах — эсбэушников. Уехать нам удалось тоже благополучно. Но это был один из самых страшных и неприятных дней за все четыре года работы. Кадры той съёмки вошли в фильм «Дорогами войны».
«Контролируемое обострение»: чем вызван новый виток эскалации в Донбассе
— В какой-то мере вы оправдываете действия украинской стороны?
— Учитывая то, что я видел, — нет. Ладно, с Западной Украиной давно у нас проблемы. Но как понять своих — Запорожье, Днепропетровск, Николаев?
— Вы сняли 14 больших документальных фильмов. Какой из них дался сложнее всего?
— Сложными были не фильмы, но отдельные эпизоды, которые трудно пересматривать во время монтажа: каждый раз плачешь. Например, когда бабушка идёт по выжженному Улегорску после четырёх дней боёв в пункт эвакуации — с сумкой, еле держась на ногах. Или в фильме «Привет из Горловки», где дети поют в бомбоубежище песню Глеба Корнилова, посвящённую этой войне, — «А России всё нет…»
— Вам удалось что-то изменить своими фильмами, как вы считаете?
— Вряд ли. Сначала я наивно полагал, что с их помощью можно повлиять на ситуацию. Помню, в Славянске был обстрел психиатрической больницы, эвакуировали больных. И я думал, что одного только этого репортажа может быть достаточно, чтобы остановить войну. Казалось, люди сейчас увидят, узнают, поймут!.. С другой стороны, я многого не сделал сам. Например, в Славянске, Краматорске, Николаевке погибло много мирных жителей. Там, где оказались российские журналисты, удалось зафиксировать эти потери — журналисты элементарно записывали их имена. Я этого не делал, не догадался. Украинская армия списки жертв своих обстрелов не вела. Эти люди навсегда вычеркнуты из памяти.
— Над чем работаете сейчас?
— За последний год снял небольшую видеозарисовку «Пулемётчик Паша». Несколько клипов для Юлии Чичериной. Сейчас набираю материал к новому фильму, идея которого — посмотреть на войну с обеих сторон.
