«Рост товарооборота должен создать базу»: глава МЭР Орешкин о расчётах в нацвалютах с Индией

— Максим Станиславович, за первые девять месяцев 2018 года товарооборот России и Индии вырос почти на 19% — до $7,8 млрд. Какие значения вы ожидаете по итогам года? За счёт чего будет обеспечен дальнейший рост торгового объёма между двумя государствами?

— По итогам 2018 года мы увидим значение порядка $11 млрд. Но в сравнении с другими показателями эта цифра пока является очень маленькой. Индия — это третья экономика мира, Россия сейчас — шестая, а совокупный ВВП двух стран составляет около 10% от мирового объёма валового внутреннего продукта. Если мы посмотрим на долю нашего товарооборота в глобальной торговле, то увидим, что она существенно меньше 1%. Более того, доля российско-индийского товарооборота в торговом балансе каждой из двух стран также меньше 1%.

Сейчас мы запускаем целый ряд форматов и направлений, по которым будем вырабатывать совместные проекты. Они должны будут обеспечить увеличение товарооборота до адекватных уровней. В соответствии с задачами, поставленными президентом и премьер-министром, речь идёт о планке $30 млрд к 2025 году.

— Таким образом, в течение следующих шести лет планируется увеличить объём российско-индийской торговли почти в три раза. Определены ли на сегодняшний день основные задачи для достижения этого показателя? Выявлены ли отрасли потенциального роста?

— В рамках нашего стратегического экономического диалога у нас есть пять рабочих групп, которые обсуждают данный вопрос. Именно они во многом и определяют те области, в которых возможно достичь максимально быстрых результатов. Это сельское хозяйство, промышленность, логистика, взаимодействие по линии малого и среднего предпринимательства и, конечно же, проекты в сфере цифровой экономики.

— Какое из данных направлений сегодня является наиболее приоритетным?

— Логистический вопрос — один из самых ключевых, и он является серьёзным барьером для развития отношений России и Индии. Сейчас наши страны находятся физически не так далеко друг от друга, но логистические каналы идут в значительной мере в обход — морем, через Суэцкий канал и по другим маршрутам, то есть доставка грузов занимает очень много времени. Поэтому одним из приоритетных логистических направлений является транспортный коридор «Север — Юг», соединяющий Россию с Индией через Азербайджан и Иран, а на другом направлении — через Туркменистан.

Мы работаем со всеми этими странами. Есть идея создания единого оператора с участием российской, азербайджанской, иранской и индийской сторон, который бы продавал комплексную услугу доставки товара, например из порта в Мумбаи в Индии до порта Санкт-Петербурга в обе стороны. Поэтому здесь предстоит большая работа. Многое надо решить и по части инфраструктуры. В первую очередь речь идёт о строительстве железной дороги Решт — Астара на территории Ирана.

Существуют и административные барьеры. Эффективно этот канал заработает только в том случае, если товар будет проходить как в одну, так и в другую сторону очень быстро, без задержек на таможне. Придётся пересекать границы Индии и Ирана, Ирана и Азербайджана, Азербайджана и России. Если на каждом из этих этапов будут барьеры, например проверки, соответственно, канал не будет эффективно работать. Сейчас мы ведём работу с применением цифровых и спутниковых технологий прослеживаемости товаров и контейнеров. Хотим создать такую систему, которая позволит контейнерам безбарьерно передвигаться по данному маршруту.

— Ранее планировалось, что уже этой осенью начнутся переговоры между Индией и Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС) о создании зоны свободной торговли (ЗСТ). Тем не менее обсуждение было перенесено на следующий год, и, по вашим словам, соглашение может быть подписано либо в конце 2019 года, либо в первой половине 2020-го. Чем был спровоцирован перенос сроков? Какие барьеры усложняют создание ЗСТ?

— Как я уже ранее отметил, Россия и Индия являются крупными экономиками. С одной стороны, у нас большое количество зон взаимного соответствия — те товары и услуги, которые производят в России, зачастую интересуют Индию, и, наоборот, индийская продукция, в свою очередь, интересна нам. С этой точки зрения процесс будет проходить легко.

С другой стороны, всегда есть области, в которых страны конкурируют. Дискуссии по этому поводу являются наиболее активными. Мы будем стараться вместе с нашими партнёрами по ЕАЭС и индийскими коллегами найти точки соприкосновения. Для компаний России и стран ЕАЭС получить доступ на индийский рынок — это очень важно. Поэтому здесь необходима следующая комбинация: наличие понятной, быстрой и недорогой логистики, а также отсутствие барьеров по вхождению на рынок. Если обе задачи будут выполнены, то товарооборот будет расти очень быстрыми темпами.

— Насколько близки позиции России и Индии в отношении пошлин США на сталь и алюминий, а также в вопросах текущих разногласий внутри Всемирной торговой организации (ВТО)?

— В целом все страны БРИКС придерживаются единой позиции относительно важности именно многостороннего формата взаимодействия в виде ВТО — организации, являющейся настоящим единственным легитимным инструментом, определяющим, как существует мировая торговля. Понятно, что появляется всё больше областей, где регулирование уходит вперёд, и необходимо оговаривать все аспекты, но без многостороннего формата будет сложно чего-то достичь.

Что касается поведения отдельных игроков, то позиции всех государств БРИКС также одинаковы в данном контексте — страны не приемлют таких односторонних мер, которые носят протекционистский характер. Все выступают против того, чтобы какие-то отдельные стороны применяли те же санкции не в международном, а в одностороннем формате.

— Будут ли эти вопросы обсуждаться на полях саммита G20 в Аргентине? Каких итогов вы ожидаете от предстоящей встречи?

— Итоги узнаем после самого саммита, но очевидно, что вопросы глобальной торговой политики и поведения отдельных стран будут очень активно обсуждаться. Причём дискуссия будет проходить не только на самом мероприятии, но и на неформальной встрече стран БРИКС в преддверии саммита. Я думаю, что и там эта тема будет одной из самых важных. Может быть, удастся найти чёткий консенсус именно в рамках БРИКС, и уже с единой позицией мы сможем выступить на G20.

— Ранее заявлялось, что к 2025 году планируется нарастить взаимный объём инвестиций между Россией и Индией до $50 млрд. В какие проекты и отрасли экономики РФ вкладываются индийцы? А какие проекты в Индии, напротив, интересны российским инвесторам?

— На полях форума вице-председатель Национального института трансформации Индии Раджив Кумар, ответственный за разработку стратегических программ, говорил о том, что в ближайшие десятилетия 400 млн индийцев станут жителями городов. Поэтому важную роль играет тема инфраструктурного развития во всех её проявлениях: энергетика, железные и автомобильные дороги, водные пути.

Это большой объём проектов, и здесь у нас есть и компетенции, и конкурентность. Поэтому мы будем бороться за эти контракты, при этом работая с индийскими партнёрами так, чтобы они чувствовали свою вовлечённость в совместную реализацию этих проектов. Также работаем в области энергетики, довольно активно идёт сотрудничество по линии «Росатома». Помимо этого, ниши для совместного партнёрства есть и области сельхозпродукции, текстиля и многих других сферах.

— Максим Станиславович, вы ранее говорили, что доля внешнеторговых расчётов в нацвалютах между Россией и Индией сегодня достигает 20%. Через какие именно каналы и сферы в первую очередь планируется нарастить этот показатель в ближайшие годы? 

— Речь идёт об одном из инфраструктурных ограничений. У нас не только логистика сейчас работает не совсем эффективно, но и вопрос платежей также пока остаётся сложным. Для того чтобы рассчитываться по сделкам, которые есть между российскими и индийскими компаниями, де-факто приходится пользоваться американской или европейской банковскими системами. Конечно, это выглядит странно, и это тот доход, который недополучают российские и индийские банки.

Понятно, что здесь нужно комплексное решение, которое сделает конверсию (обмен одной валюты на другую. — RT) рубль/рупия эффективной и конкурентоспособной. Необходимо нарастить товарооборот, чтобы он создал базу для такого рода операций. Поэтому сейчас как раз будем работать над этим, и как только все необходимые условия будут выполнены, может произойти скачкообразное увеличение доли расчётов в национальных валютах.

— Среди отраслей взаимного сотрудничества с Индией вы упомянули партнёрство в области цифровизации. Могли бы вы раскрыть, создание и развитие каких совместных проектов в IT-секторе планируется между двумя странами в ближайшие годы?

— У нас в России есть программа «Цифровая экономика», в Индии есть программы «Цифровая Индия», «Умные города», Make in India. Есть возможность координировать и вместе реализовывать эти национальные проекты. Сферы здесь действительно могут быть довольно широкими: от компаний по простому программированию до Интернета вещей, совместного использования больших данных, искусственного интеллекта и множества других вопросов, по которым мы можем работать вместе и достигать гораздо более качественных результатов, чем по отдельности.

— Каковы текущее положение российской экономики и ситуация на валютном рынке страны. Цены на нефть стремительно снижаются, а санкционные риски, хотя и были перенесены на следующий год, по-прежнему представляют угрозу. Планирует ли Минэкономразвития в связи с этим менять прогноз по курс доллара США к рублю на 2019 год?

— Сильно прогнозы мы менять не будем. Если помните, когда нефть стоила $80 за баррель, нас критиковали за то, что у нас в прогнозе на 2019 год стоит значение $63 за баррель. Сейчас, когда цены уже упали ниже этого уровня, нас спрашивают, почему у нас такая завышенная планка. Как я и говорил в последние месяцы и про курс, и про цены на нефть, надо подождать, и значения вернутся примерно к тем уровням, которые мы ожидаем, потому что это объективно посчитанные цифры.

Понятно, что на фоне падения цен на нефть и угрозы санкций это давление на валютный рынок во многом похоже на то, что было в 2014 году. Но изменения макроэкономических институтов, создание тех механизмов, которые устойчиво работают, — инфляционное таргетирование, плавающий валютный курс, бюджетное правило, операции на валютном рынке — всё это дало очень серьёзную защиту для российского финансового рынка и экономики страны. Мы видим, что нефть в отдельные дни может падать и на 7% за торговую сессию. Если бы раньше это вызвало обвал национальной валюты, то сейчас влияние есть, но оно гораздо меньше.

— Как вы оцениваете вероятность того, что ранее анонсированные санкционные меры против госдолга РФ и банковской системы страны действительно будут введены в полной мере?

— Оценивать должны те, кто играет на финансовом рынке, потому что для них это означает выигрыш или проигрыш. Задача власти, правительства, Центрального банка — понимать, какие варианты в целом возможны, и быть готовыми к любому развитию событий. Есть инструменты, которые прорабатываются. И Банк России, и Министерство финансов постоянно заявляют о том, что они готовы к эти шокам, и у нас нет причин им не доверять.