Был суров премьер дон Педро
Глава правящей Испанской социалистической рабочей партии Педро Санчес в преддверии выборов в кортесы, назначенных на ближайшее воскресенье, показал, что они «не шутки пришли шутить», но намерены бороться с оппонентами по-социалистически, по-рабочему.
В Испании перезахоронили останки диктатора Франко
Санчес заявил, что, если его партия получит мандат на формирование правительства, в уголовный кодекс будет введена статья за оправдание режима Франко (1939—1975) и запрещены организации, прославляющие его личность. Прославление может быть понято как собственно прославление («Спасибо Вам за Ваш высокий подвиг, товарищ каудильный секретарь»), так, очевидно, и отсутствие безусловного отвержения генералиссимуса и его режима.
Во всяком случае слова Санчеса: «Демократическая Испания — это результат прощения, но она не может быть результатом забвения. Я объявляю, что мы введём в УК ответственность за оправдание франкизма, нацизма и тоталитаризма», — могут быть истолкованы достаточно широко в зависимости от политической конъюнктуры.
А решительности Санчесу не занимать. Перезахоронение тела Франко — его вынесли из мемориала жертвам гражданской войны в Долине Павших и предали земле на семейном кладбище — было произведено как раз в его премьерство.
Бесспорно, лепить из генералиссимуса безупречного идальго в духе «Песни о моём Сиде» вряд ли возможно. Победители в гражданской войне не бывают святочными ангелами. Тем более в такой ожесточённой, как испанская, обошедшаяся стране в полмиллиона погибших — 5% населения. Причём существенная доля погибла не в ходе военных действий, а в результате классовой борьбы — с обеих сторон. Республиканцы тоже не были ангелами — на войне как на войне.
При этом надо учесть, что долгоиграющий франкистский режим — 35 лет не шутка! — вместил в себя несколько политических моделей, хотя и при одном каудильо. Режимы эволюционируют — вспомним историю СССР.
Самыми жёсткими были первые 15 лет — до середины 1950-х гг. Экономическая изоляция, чудовищная разруха, голод, отсутствие мыла и вши. Управление тоже не отличалось мягкостью.
Далее началось «испанское экономическое чудо» (по-испански — desarrollismo). Режим сдвинулся в сторону чистого авторитаризма — «не лезьте в политику и обогащайтесь». Для чего был предпринят ряд послаблений, в том числе и в области гражданских свобод. Открылись границы, etc., а власть требовала от испанцев лишь внешней лояльности.
Наконец, последние годы Франко — это осторожный демонтаж франкизма. Без этого прижизненного демонтажа вряд ли установление нового режима после 1975 года прошло бы так относительно гладко.
Франко объединил в себе черты Сталина, Хрущёва, Брежнева и раннего Горбачёва. Уже поэтому к столь многозначной фигуре вряд ли верно относиться как к совершенному архизлодею. Хотя суровый дон Педро, похоже, относится к Франко именно так.
Но споры о Франко и его режиме — это одно, а есть ещё и другое, не менее важное. При установлении нового режима, новых правил игры и переходных положений в 1977 году были заключены так называемые пакты Монклоа, то есть серия соглашений между различными политическими силами, призванная обеспечить плавность перехода. И тогдашнему главе ИСРП Фелипе Гонсалесу, чья роль в этом процессе была довольно значительной, даже в голову не приходило вводить уголовные кары за оправдание Франко. Гонсалес был недостаточно быстроумным и легкокрылым.
В Испании эксгумировали останки диктатора Франко
Кстати, благодаря этой взаимной лояльности и аккуратности сторон пакты Монклоа ставились в пример и в назидание посткоммунистической России: вот-де как идальго культурно всё разруливают. Тогдашняя либеральная пресса всячески старалась привить публике желание быть гишпанцем.
Но вот прошли 40 лет, и выяснилось, что теперь новые времена и взаимная амнистия уже не обязательна и даже более того — ужасна и опасна. Причина такого поворота не вполне ясна. Безусловно, Испания сейчас переживает не лучшие времена (а кто сейчас переживает лучшие? Нет, ты скажи!), но франкизм как политическая сила мертвее мёртвого. Неофалангистские партии набирают меньше процента.
В таких обстоятельствах гонения на покойника по своей практической значимости и полезности напоминают отечественную отважную борьбу с товарищем Сталиным — как будто идут на север, срока огромные, кого ни спросишь — у всех указ. Или, возвращаясь к испанской политике, — как будто Мадрид уже штурмуют четыре колонны, а пятая засела внутри.
Но такая испанская баллада — вот тебе, бабушка, и пакты Монклоа! — служит интересной информацией к размышлению о том, можно ли доверять разговорам о круглом столе, почётной капитуляции, etc.
Как говорил Рональд Рейган, «доверяй, но проверяй».
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
