Фельдфебеля в Вольтеры

Короткая ссылка
Дмитрий Петровский
Дмитрий Петровский
Писатель, сценарист, публицист. Автор книг «Роман с автоматом» и «Дорогая, я дома».

Нас не учили этому. В школе, в университете — всюду, где нас пытались сделать хоть капельку похожими на интеллектуалов, нам говорили, что каждый человек имеет право на свою точку зрения. «Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать» — мы, дети девяностых, выросли с этой фразой, сказанной Эвелин Холл, но приписываемой Вольтеру.

Также по теме
Профессор ВШЭ назвал современный русский язык «убогим и клоачным»
Профессор факультета гуманитарных наук Высшей школы экономики Гасан Гусейнов, рассуждая об отсутствии в московских киосках иностранной...

Правда, с годами реальность учит разбираться в оттенках. Можно высказывать свои убеждения, скажем, в уютной гостиной у себя дома. А можно прийти в чужой, сожрать всё, что лежит в холодильнике, сказать, что еда невкусная, хозяин дурак и хозяйка проститутка, а потом, когда спросят, не сошёл ли ты, милый человек, с ума, сослаться на Вольтера. И вы сейчас удивитесь, но вы вовсе не обязательно получите по лицу, а потом — вечный запрет на то, чтобы переступать порог этого дома. На некоторых Вольтер по-прежнему действует. Подход работает.

Очередной скандал родом из НИУ ВШЭ вы знаете, но я всё равно напомню. Профессор Гасан Гусейнов, специалист по классической филологии, назвал русский язык «клоачным» на своей страничке в Facebook. Пользователи сети ожидаемо возмутились, начали требовать объяснений, а заодно заинтересовались, что ещё интересного пишет Гусейнов. И тут вскрылся полный джентльменский набор российского либерала: Донбасс называется «дамбасом», его ополчение — «бандитами», ну а страна, которая оплачивает пребывание г-на Гусейнова на кафедре ВШЭ, — конечно, «Эрэфией». Куда больше нежности у профессора к Украине (которая у него не «на», а всегда только «в») и к небесному граду Китежу любого оппозиционера, «самому свободному городу» Берлину.

И здесь в нас, наученных интеллигентной дискуссией, начинается внутренняя борьба. С одной стороны, Вольтер и Эвелин Холл говорят, что профессор имеет право на свою точку зрения. А с другой — какой-то демон подсказывает, что г-н Гусейнов ведёт себя ровно так, как в нашем втором примере про хозяйку и холодильник, и ехидно спрашивает: отчего филолог, которому так тошно в «Эрэфии», не преподаёт, например, в университете имени Гумбольдта? Зачем он ест горький хлеб оккупанта и агрессора, когда последовательнее было бы его не есть? Ведь если он столь велик, как о нём говорят сторонники, любой университет мира почтёт за честь пригласить его.

Как бы то ни было, поведение профессора вызвало живой отклик, и руководство ВШЭ порекомендовало ему извиниться. В ответ группа писателей и людей, себя таковыми считающих, написали «открытое заявление».

«Нам казалось, что советская традиция вынуждать к покаянию перед партией и народом самых ярких, талантливых, независимых осталась в далёком прошлом. И тут мы ошиблись вновь, — вопиют подписанты (позднебрежневский слог обращения выдаёт авторство выпускника журфака МГУ 1986 года Сергея Пархоменко, но тут и я могу ошибаться). — Быть свободными людьми в несвободной стране непросто. Но иного выхода у нас с вами нет».

Также по теме
Ректор ВШЭ прокомментировал слова профессора вуза о русском языке
Ректор НИУ ВШЭ Ярослав Кузьминов прокомментировал высказывание преподавателя факультета гуманитарных наук Гасана Гусейнова, назвавшего...

И мой внутренний Вольтер говорит, что люди эти правы, что и вправду советская традиция принуждала (не без помощи папы Сергея Борисовича, советского журналиста), что и правда свободным людям непросто даже сейчас. Но другой голос ехидно намекает, что на самом деле теперь уже все эти сто с лишним подписантов собрались на моей кухне вокруг моего холодильника и возмущены они не потому, что они «беспокоятся о репутационных потерях ВШЭ» (так в письме), а потому, что боятся, что и им следом за Гусейновым могут отказать от дома. Нет, не посадить на «философский пароход» и выгнать из страны, как это делали в раннесоветские годы, а просто перестать кормить за счёт бюджета, не давать премий и грантов. Иными словами — дать ту самую свободу, обретя которую человек действительно получает моральное право хвалить или хулить, кого он хочет и как хочет.

Истинных диссидентов, поставивших на кон свою жизнь и здоровье, в СССР было немного. Чтобы пересчитать, хватит пальцев. Остальные «инакомыслящие» осваивали виртуозное искусство фиги в кармане: с девяти до шести писать статьи в государственную газету, преподавать в государственном университете или выступать на Гостелерадио, а уже после шести искренне ругать всё то, частью чего они сами же и были. Падение СССР и девяностые годы действительно дали этим людям новую степень свободы: теперь они могли делать всё то же самое в рабочее время и за зарплату. И все их волнения насчёт свободы слова, их отстаивание права Гусейнова писать гадости про язык народа этой страны — это всё лишь защита того самого порядка вещей, при котором кусать кормящую руку не просто не зазорно, но почитается за доблесть.

Повторюсь: нас не растили борцами с инакомыслием. Дети лихой и свободной эпохи, мы понимаем, что такое настоящая свобода: слова, мысли, действия. В нас жив ещё внутренний Вольтер. Но когда свободой начинают злоупотреблять за наш счёт, когда то, что нам дорого и любимо, оскорбляют, причём опять за наш счёт, вспоминается бессмертный герой пьесы Грибоедова, обещающий героям дать «фельдфебеля в Вольтеры». В школьном возрасте мы сочувствовали Чацкому. С годами начинаем понимать Фамусова. Дамы и господа, пожалуйста, не заставляйте нас полюбить и Скалозуба. Ведите себя прилично — или отойдите от холодильника.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.

Ранее на эту тему:
Сегодня в СМИ
  • Лента новостей
  • Картина дня

Данный сайт использует файлы cookies

Подтвердить