Свобода, равенство, братство?
Опросы общественного мнения во Франции показали, что самой главной темой, которая волнует французов, остаётся вопрос безопасности. Поэтому в этот предвыборный год одни снова будут говорить о резком росте уровня преступности в стране, связывая это с количеством мигрантов, другие укажут на угрожающий стабильности политический ислам, он же исламизм, расцветающий в районах компактного проживания общин. Но, вероятно, из виду ускользнёт не менее опасная для общества проблема — фанатизм на почве расовой идентичности.
«В неоколониальном стиле»: готова ли Франция к перезагрузке отношений с бывшими владениями в Африке
Он пришёл из США некоторое время назад, постепенно просачивался через левые настроения во всё большие социальные слои. И если раньше он считался уделом маргиналов, то теперь этим страдают журналисты, общественные деятели, даже политики. Из последнего можно вспомнить кандидата в президенты столичного региона Иль-де-Франс Одре Пюльвар. Она говорила о студенческих собраниях, на которых чёрные и метисы обсуждают, как их угнетают представители белой расы. Такие сборища, по её мнению, должны быть, потому что людям нужно место, чтобы чувствовать себя в безопасности и говорить о том, о чём ведают только они — угнетённые. Белых туда пускать не нужно, а если уж кого и допустят в зал, то эти белые должны сесть, «заткнуться» и в дискуссию не влезать. Публично сказала, в интервью телеканалу.
Свобода, равенство, братство? 6 июня 20 тыс. человек шли по улицам Парижа и кричали: «Смерть белым!» Движение BLM, тоже пришедшее во Францию из Штатов, придало всему этому безумию новый импульс и добавило один важный нюанс. Помимо обвинений в том, что у белых есть привилегии, коих нет у цветных, появилось новое — стране припомнили грехи колониального прошлого и рабства. Происхождение стало важнее остального. К примеру, страна, откуда приехал сам или родители, стала вдруг ощущаться ближе и роднее, чем Франция, ибо она лишь угнетает, — французская элита ведь белая. Эти угнетённо-ущемлённые такие громкие, такие крикливые, скандальные, видные, одержимые. И они везде: с трибуны университетов затыкают рот профессорам, со страниц газет и экранов вещают своё. Рискнешь с ними спорить — заклеймят расистом и всяким фобом, ещё и уволят.
Обычный белый француз смиряется и уже начинает чувствовать стыд просто за то, что он родился белым. Равно как и в США. На полном серьёзе обсуждают пересмотр истории и прошлого: к примеру, стоит ли вообще говорить о Наполеоне, который, вообще-то, был женоненавистником. И вот уже Эммануэль Макрон начинает играть в эти опасные игры, пытаясь получить голоса 6 млн французов с алжирскими корнями (такую цифру озвучил нынешний президент Алжира Абдельмаджид Теббун).
Ещё будучи кандидатом в президенты в феврале 2017 года, Макрон, находясь в Северной Африке, заявил, что французская колонизация Алжира была «преступлением против человечности». Дома это вызвало бурю негодования, но поскольку французов приучают, что каяться — это сейчас модно, то даже такое заявление в итоге переварили и выбрали автора этих слов президентом. Через год нас ждут новые выборы, и так уж совпало, что тогда же, в 2022 году, Алжир будет праздновать 60-летие своей независимости от Франции.
Противостояние ей и сегодня остаётся темой, которая объединяет алжирцев, вне зависимости от политических воззрений и санитарных проблем, поэтому любая уступка французов воспринимается там как победа над ними.
Алжир требует официального признания колониальных преступлений и таких же официальных извинений. Тот непростой для обеих стран период воспринимается ими по-разному. Для одних это был мятеж, угрожавший территориальной целостности страны (Алжир был частью Франции), для других — национальная борьба за освобождение, на основе которой построена вся современная история страны.
Макрон назвал колониализм большой ошибкой Франции
Борьба привела к падению Четвёртой республики, городскому террору — по разным оценкам, до 1,5 млн убитых. Париж официально признал боевые действия войной лишь в 1999 году. Макрон пошёл дальше: поручил историку Бенжамену Стора подготовить рекомендации, что можно предпринять такого, чтобы угодить алжирским властям, — электорат-то внимательно смотрит. Тот посоветовал сделать доступ к архивам проще. Сделал. Признать, что гибель одного из «лидеров алжирского национализма» Али Буменджеля не была самоубийством. Признал. Сказал, что его арестовали, пытали и убили французские войска, и принял в Елисейском его четверых внуков. В официальном коммюнике проскользнула фраза: это признание сделано для французской и алжирской молодёжи.
Сейчас ведь выгодно за прошлое каяться. Только, заигрывая вот так с молодёжью, Макрон упускает один важный момент. Своя, одержимая идеями BLM, может, и похлопает. А у арабов такое поведение лишь укрепляет уверенность в том, что Франция — страна-угнетатель и правильно её ненавидеть. За военные операции в Мали, в Сахеле, за ЦАР и за разрушение Ливии — и далее по африканскому списку колоний (туда же можно добавить заморские территории).
Вчера алжирский президент публично заявил, что французские колонизаторы специально уничтожили грамотность в стране. 9 апреля по Алжиру прокатились демонстрации: «Там, куда приходит Франция, — разрушение», «Макрон, проваливай, тебя не ждут в стране мучеников», «Франция возвращается, молодёжь, вставай». Алжирский министр труда с трибуны сената сказал, что Франция — «наш традиционный и вечный враг». А когда французский премьер Жан Кастекс отменил свой приезд, сославшись на коронавирус, Алжир демонстративно бросил перчатку в лицо французам и отказался принимать остальных четырёх министров, которые были в делегации, ибо уровень визита уже не тот.
Вот такую демонстрацию силы в арабском мире уважают. На ура восприняли демарш турецкого президента Эрдогана, который претендует на роль лидера всего исламского мира, когда он не поставил стул для главы Еврокомиссии Урсулы фон дер Ляйен, а посадил её на диван. Мол, иди отсюда, женщина. И она это съела и села на диван. И её спутник, глава Евросовета Шарль Мишель, тоже ничего не сказал, уселся сам на стул, оставил даму стоять посреди комнаты. По сути, позволил турку её унизить, причём публично выставив на посмешище. Потом тоже извинялся перед всеми женщинами планеты, каялся. Всё это в арабском мире восприняли со смехом как очередное проявление европейской слабости.
Увы, по той же тропинке идёт Макрон в погоне за голосами алжирской диаспоры на грядущих выборах, и в Алжире это тоже понимают. Понимают, что могут говорить с Францией с позиции сильных, давить и требовать — и в ответ не будет никаких резких движений. Безусловно, преступления, совершённые во время войны, должны быть обнародованы и расследованы. Безусловно, необходимо восстановить историческую справедливость для пострадавших семей.
Тут вопрос в том, как это сделать: на равных или поставив бывших колонизаторов на колени, чтобы те целовали подошвы и просили прощения. Так можно и всю историю пересмотреть или ещё хлеще — взять и отменить. А что, тоже модно, современно. Публичное покаяние за алжирскую войну в Елисейском дворце исключили. Пока. Но кто знает, на что будут готовы пойти следующие поколения французских политиков, если страну всё же окончательно захлестнёт волна левого расизма?
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
