«Абсолютный, 100%-ный циник, человек своей партии»: Егор Холмогоров — о Байдене, левой повестке и новой этике

— Егор Холмогоров у нас в студии. Егор, здравствуйте. Как у вас с репутацией?

— Знаете, я вам расскажу один анекдот. Лет этак десять назад в Википедии один чрезвычайно одарённый литератор решил поправить статью обо мне. Надо сказать, вокруг статьи обо мне с самого начала истории Википедии идут постоянные войны правок, постоянные изгаляния, я раз в полгода проверяю примерно. Обнаруживаю: кто-то написал телегу, кто-то — откатил телегу и так далее. И вот этот замечательный… ну не юноша уже, как бы муж решил накатать обо мне раздел «Репутация», где собрал…

— А вы прямо знаете, кто?

— Да-да. Я знаю.

— А как вы это знаете?

— А тогда же всё подписывалось. Да и сейчас ключевые фигуры подписаны.

— Ну всё равно же под псевдонимом, да?

— Нет. Это вполне конкретный человек. Ну зачем я вам буду…

— Палить.

— Да. Совершенно верно. Так вот. И вывалил туда абсолютно все сплетни, касающиеся меня, которым обычно место где-нибудь у Хомака на Lurkmore. Вот. Я задал вопрос, что это за фигня, в ответ на что товарищ мне заявил: «У каждого должна быть репутация. Вот у вас она такова. Публика имеет право о ней знать». Не говоря уже о том, что там ¾ было просто прямых выдумок.

Я ему ответил так: «Знаете, дорогой мой, когда-то давным-давно, когда я учился в школе, мой одноклассник (не буду тоже его называть) рассказывал, как познакомился в троллейбусе с поэтом. И этот поэт немедленно начал к нему приставать, лезть рядом к ширинке и так далее. Хотите, я напишу эту историю в статью о вас в Википедии, и это тоже будет репутацией». Моё слово будет против вашего, поскольку человек это рассказывал. Человек этот достаточно известный. Анекдот был достаточно весёлый. Но мы относились к этому с юмором. Тогда этого безумия, что на всех сразу заводили уголовные дела, не было. Ну репутация есть репутация.

И человек сразу заткнулся после этого. Проблема истории с репутациями всегда в том, что это единственный… Вообще, есть человек, с которым мы друг друга взаимно ненавидим, — Дмитрий Евгеньевич Галковский.

При всём при этом у него есть один справедливый принцип — что если о тебе кто-то что-то говорит, если на тебя кто-то что-то наезжает, то сперва проверьте биографию, сперва почитайте об этом человеке, и в 90% случаев вы обнаружите, что вопрос «А судьи кто?» абсолютно актуален.

То есть любые манипуляции темой репутации заканчиваются тогда, когда мы спрашиваем: а кто, собственно, тот, кто об этой репутации говорит?

— А может быть вообще такое понятие, как «общественная репутация», или репутация всё-таки должна быть сугубо в таком узком кругу?

— Понимаете, что за… Скажем, у вас есть своя репутация, у меня есть своя репутация. Мы с вами периодически перелаиваемся. Сравнительно недавно перелаивались в последний раз. То есть понятное дело, что каждый из нас существует в определённом общественном контексте, что для того контекста, в котором нахожусь я, всё, что скажете вы, заведомо отвратительно и омерзительно.

— Ну уж неправда.

— Ну не всё, хорошо, не всё.

— Совсем не всё, что говорите вы, для меня отвратительно.

— Да. Но, скажем, для вашей среды общения, возможно, очень многое из того, что скажет страшный фашист, гомофоб Холмогоров и так далее, тоже отвратительно. Это нормально. То есть это нормальное состояние общественной дискуссии. Репутация начинается тогда, когда мы говорим о тех вещах, о которых вы говорили в предисловии, что действительно, если человек поменял замки, чтобы жена не могла попасть домой, и не платит в течение многих лет алиментов, а кто-нибудь другой, например (не буду показывать пальцем), растит один ребёнка в течение 15 лет — наверное, это разные вещи. С другой стороны, это репутация тоже, прежде всего среди тех, кто готов или не готов выйти за этого человека замуж, родить от него детей и так далее, поскольку он при этом может быть замечательным персонажем в чём-нибудь другом.

— Поэтом.

— Да. Замечательным поэтом, замечательно фильмы снимает, что-то ещё и так далее. Давайте тогда оценивать каждого человека по тому, что он может в своей сфере, с одной стороны, а с другой стороны — чем встреча с этим человеком лично нам грозит.

— Отлично. Вернёмся к разговору с Егором Холмогоровым после отбивки. Егор Холмогоров, философ, публицист, у нас в студии. На днях начнётся конкурс «Евровидение». Мы с вами как раз, как вы говорите, полаялись по поводу Манижи. Почему вы являетесь таким странным противником Манижи? Что вот вы, умный человек, уже взрослый, пожилой, с палкой ходите, что вам эта несчастная девочка сделала плохого?

— Мне эта девчонка ничего не сделала. Сделали те люди, которые решили запихнуть её с откровенно глумливым по отношению к русским женщинам, к русскому этносу клипом на международный конкурс под российским флагом. Всё это по отдельности было бы ещё нормально.

Также по теме

«На наличие признаков возбуждения ненависти»: что известно о возможной проверке песни участницы Евровидения от России

Следственный комитет начал проверку песни Russian Woman («Русская женщина»), с которой певица Manizha будет представлять Россию на...

Но если, скажем… Откровенно говоря, издевательства над русской женщиной, которая якобы вся сплошь растёт без мужа, без отца и так далее, которая символизируется… Ну всё-таки человека, если мы говорим о русской женщине, — его, наверное, должна символизировать русская женщина, а не девушка с очень непонятным происхождением.

— То есть вас смущает, что она таджичка? Что непонятного? Она таджичка чистая.

— Я бы поразбирался, насколько она таджичка.

— Вы не верите, что она таджичка, что ли?

— Вполне допускаю, что нет.

— Ну как это — нет? Мама таджик и папа таджик.

— Слушайте, это очень условно.

— Также условно, что мы с вами русские.

— Ну ладно, не будем спорить, таджичка она или нет. Скажем так: она представительница этнической группы (потому что это неважно — таджичка она, пуштунка, папуаска или кто ещё), которая не является в России ни большинством, ни даже по-настоящему серьёзным меньшинством. И когда мы говорим о таких вещах серьёзных, как судьба русской женщины: есть ли у неё муж, есть ли у неё отец, насколько тяжела её доля, сколько она за свою жизнь переостанавливала коней, входила в какое количество горящих изб и так далее, — то, наверное, должен об этом говорить тот, кто с этой женщиной ассоциируется. Если она с ней не ассоциируется, то здесь есть две вещи.

Либо это как бы откровенно издевательство над ней, либо это попытка подменить этот самый образ, попытка продиктовать ту же повестку, которую мы сейчас наблюдаем на Западе. Если не ошибаюсь, сравнительно не так давно, в апреле, американская гильдия киноактёров вообще не вручила награды ни одному белому актеру в принципе.

— Ну там что-то вручили.

— Понимаете, это уже откровенный расизм наоборот. Соответственно, Манижа в кокошнике под российским флагом, поющая про русскую женщину, — это уже либо издёвка, либо подмена. Это в любом случае плохо.

— То есть таджичка в кокошнике — это издевательство над русским человеком?

— Если она пытается репрезентировать Россию и русскую женщину как целое, то да. Простите, я не еду (из недавнего вспомним) в государство Грузию и не начинаю там петь песни о тяжёлой судьбе грузинского мужчины.

— Ну вы бы ещё не смогли так, как грузины, спеть. Смотрите. Мы всё-таки большая империя. В нашей империи проживает огромное количество национальностей. Я не знаю, генерал Багратион вполне себе олицетворял собой русского воина, не правда ли? Чем вам, как русскому националисту, не угодил этот имперский наш принцип?

• © RT

— Дело в том, что он не имперский. Дело в том, что последние 100 лет — это принцип советский. Это принцип ленинской национальной политики, которая основана была на идее всемирного сознательного принижения русской национальности. Я об этом подробно пишу в своей книге «Русские». Жаль, я её не взял помахать в эфире.

— Жаль. Помашите палкой.

— Так вот. Фактически весь XX век русские переживали непрерывное системное унижение. Сначала это было системное унижение от советской власти, которая вполне себе распространялась на тех русских героев, которые не были как бы славянского происхождения. С тем же самом Багратионом есть жуткая история, что в 1931 году советская власть разрушила памятник на батарее Раевского, рядом с которым он был похоронен, выкопала его.

— В Бородине.

— Да. На Бородинском поле. Выкинули его кости из могилы, и этот памятник был восстановлен только в 1987 году.

— Грузинский император Сталин выкинул кости грузинского генерала…

— Совершенно верно. Именно для того, чтобы унизить русское начало. Точно так же в Севастополе снесли памятник адмиралу Нахимову.

— Ну Нахимов — русский. Тем не менее действительно империя предполагает большую полифонию национальностей. И никого это никогда не смущало. Мы с вами более-менее одного возраста. Мы с вами родились всё-таки в советской империи, но которая имперским образом является продолжательницей, конечно, Российской империи.

— Тут можно поспорить, но ладно, продолжайте.

— Нет. Я имею в виду просто структурно. И никто никогда не обращал внимания, русский ты, таджик, узбек, осетин.

— Ну это неправда. Я не знаю, в какой среде и в какой школе вы учились.

— Я в обычной советской учился.

— Вот я тоже учился в обычной советской. И в советское время была жуткая бытовая кавказофобия.

— Да ладно? Я вот никогда этого не замечал.

— Определённый антисемитизм был такой своеобразный. С одной стороны, евреи рассматривались как такие, что называется, представители полувысшего класса, но с другой стороны…

— Стоматологи.

— Да. Как некоторый объект неприятия. Грубо говоря, к тем же самым представителям Средней Азии в массе не было негативного отношения. Почему? Потому что они живут там далеко. Всё-таки советская власть в этом смысле догадывалась… Эти массы — а они там, надо сказать, увеличивались всё больше в своём количестве благодаря пенициллину, благодаря хорошей послеродовой помощи и так далее…

— Прививкам.

— Да. Взрывной шёл рост населения Средней Азии. И это было одной из внутренних причин, взорвавших Советский Союз, потому что вот этот массив, существующий в едином государстве на равных гражданских правах с русскими, украинцами, белорусами, — это, конечно, была угроза уничтожения всего в принципе. В этом смысле в Советском Союзе были огромные просто скрытые национальные проблемы.

Да, существовал некоторый политес, что у нас у всех дружба народов, но об этом уже тогда открыто в этническом напряжении много говорилось в подпольной печати. Много об этом писали представители писателей-деревенщиков и так далее. Можно вспомнить совершенно злобный антигрузинский очерк Виктора Астафьева «Ловля пескарей в Грузии». И так далее. Но проблема тут в чём с империей? В том, что в общем и целом империя предполагает культурную унификацию.

— То, о чём говорил Путин? Мы примем столько детей в наши школы, сколько сможем буквально переварить?

— Да, в том числе. Моя падчерица, когда она пришла из второго класса в нашей школе, не совсем в московском городе, но тем не менее достаточно ближе к Москве тяготеющем, она пришла и спросила: «Ой, а вот разве так можно? У нас есть мальчики Бабаджон и Тухаджон, и они едят руками».

— Бабаджон, Тухаджон?

— Да-да-да. «Они едят руками в столовой. А что так можно?» Мы говорим: «Нет. Так нельзя». Вы понимаете, это проблема. Империя, настоящая империя — это всегда равно ассимиляция. Если посмотреть, например, на меня внимательно, очень внимательно, с таким придирчивым расистским взглядом, будет понятно, что мои предки 800 лет назад были северными финно-уграми.

— Подтверждаю.

— Да. Были северными финно-уграми. Вот. Тем не менее я ощущаю себя русским, славянином и так далее. У меня никакой ассоциации с этим финно-угорскими корнями нет. Я об этом никогда бы не задумался, если в своё время НТВ чуть ли не при вашем участии…

— При моём личном, конечно.

— При вашем участии решили провести моё тестирование. Как-то хотели, видимо, подколоть, потом обнаружилось, что Холмогоров ровно оттуда же…

— Из Холмогор, да.

— Всё абсолютно логично. На самом деле ассимиляция возможна, и она желательна. Понимаете, я родился с мыслью, что мой поэт — Пушкин, мой писатель — Достоевский и так далее. Притом что Пушкин, напомним, не только и не столько из негров, сколько из древнейшей боярской русской фамилии. Достоевский — из белорусской шляхты. То есть русской рерусифицировавшейся шляхты. Есть такая тема важная, с которой мы скоро столкнёмся, как необходимость рерусификации определённой.

— Вернёмся к этому. Всё-таки вот давайте закончим про Манижу. Что вы все начали так по этому поводу возмущаться? Какая-то девочка едет на международный конкурс, поёт какую-то песню. Ну что вы устроили истерику?

— Потому что повесточка. Вам знакомо слово «повесточка»?

— Не знаю. Мне повесточку последний раз присылали в 1993 году.

— Ну тогда будем вас просвещать. Оно же английское слово woke.

— Vogue? То есть как журнал?

— Нет, не как журнал. Это что такое? Этой некий базовый принцип современного левачья, которое сейчас стоит за Байденом, за Камалой Харрис, за всеми прочими фигурами, которые провозглашают, по сути, обратный расизм, то есть чёрный расизм, обратный сексизм, причём сразу двусторонний, одновременно и антимужской, и ЛГБТ.

Уже доходит дело до того, что права, скажем, гомосексуалистов отодвинуты по сравнению с правами трансгендеров и так далее.

Эта радикальная идеология навязывания стандарта мультикультурализма и меньшинств как абсолютной доминирующей социальной нормы с победой Байдена, по всей видимости, на Западе становится неостановимой и непреодолимой.

— Почему? Сейчас победил Байден, потом победит кто-нибудь другой.

— Потому что они собираются за эти четыре года просто заменить население США.

— Каким образом?

— Очень просто. Уже сейчас начался коллапс на границе с того момента, как Байден принёс присягу. Эти толпы мигрантов из латиноамериканского мира просто проламывают эту границу, вселяются в США.

— Смотрите, смотрю, телеканал Fox, не отрываясь.

— Ну Fox, конечно, предатели, после того как они себя повели по отношению к Трампу. Они откровенно себя предательски повели.

— Мрази, да?

— Да. Слушайте, давайте будем честны. В США произошёл государственный переворот.

— Нет, я не знаю. Да?

— Да.

— Почему?

— Потому что были вброшены сотни тысяч голосов в Пенсильвании, в Джорджии, в Висконсине, в Мичигане.

— Ну это же невозможно.

— Слушайте, это элементарно, Господи, элементарно возможно. Просто изучите тамошнюю систему, как там это происходило. Это называется ballot harvesting. Ездят активисты Демократической партии по чёрным гетто, собирают бюллетени. Иногда даже, может быть, не заполненные. Трампу просто отказали в том, чтобы проверить этот факт. Она их потом привозит в избирательную комиссию, их у неё принимают, их засчитывают.

• Подсчёт бюллетеней после выборов президента США
• Reuters
• © Bing Guan

Мы не знаем, насколько корректно считали, потому что это никто не дал проверить. Но будем считать, что они всё это собрали, всё это закинули — и всё, никаких проверок. Все требования Трампа, трамповского штаба проверить это были категорически завёрнуты. И мы получаем странный результат, когда в три-четыре часа ночи по нашему времени после всех этих выборов внезапно скачет количество голосов за Байдена. Там реально такая вот фигура.

— Как в Орловской области буквально.

— Совершенно верно. Соответственно, фактически речь идёт о крахе мифа об американской демократии, о том, что это система, которая говорит. Демократия, если мы относимся к ней серьёзно, это всё-таки процедура.

— В конце вернёмся к Маниже, потому что не ответили вы всё равно про Манижу, почему взрослые люди так на девочку накинулись.

— Не на девочку. На её папиков.

— Ну каких папиков? Кто у неё папики?

— Господи. Первый канал. Те, кто её вывел.

— То есть подонок Константин Львович Эрнст виноват.

— В частности, да. Я думаю, что да.

— Зачем Константину Львовичу, порядочному человеку, государственнику, нужна вся эта ерунда?

— Видимо, есть какой-то социальный заказ на то, чтобы эта повесточка продвигалась у нас.

— А что значит «социальный заказ», Егор? Значит, общество этого хочет на самом деле.

— Знаете, мы же с вами были… Я не знаю, работали мы одновременно вместе или нет, но мы же с вами почти коллеги. Оба — бывшие ведущие НТВ.

— Да. Вы делали программу «Русский ответ».

— «Русский ответ» так и не вышел.

— Я знаю. Я видел пилот прекрасный. Кстати, пилот, не даст мне соврать Егор Холмогоров, одна из двух женщин, придумавших телеканал «Дождь», Вера Кричевская, была главным режиссёром программы «Русский ответ». Вера Кричевская, которая всё время говорит про кипу, у неё дети там гиюр… Правда? Вера Кричевская была руководителем вашей программы. Либералка.

— Она, конечно, была в шоке полном от этого поручения.

— Но исполнила.

— «Русский ответ», кстати говоря, не вышел в эфир. Почему? Потому что начальство испугалось появления такой программы после событий в Кондопоге. К тому моменту, когда программа вышла в эфир, она стала неактуальной, её затягивали, потом похоронили.

Потом мы сделали в 2012—2013 году с Вассерманом программу «Реакция Вассермана». Вот. Она была абсолютно отмороженная. Притом что Анатолий — резко просоветский человек, я — резко антисоветский, мы друг другу в этом смысле никак не мешали, пели каждый свои песни. У нас были песни и общие тоже. Я как-то вот так спустя годы думаю: «А что такого ты там делал? Наверное, это же было ни фига не круто. Это тебе изнутри процесса казалось круто».

Я потом пересмотрел список выпусков. Подумал: «Слушай, чувак, ты офигел, что ли, всё это вставлять в эфир?» Начиная от песни (господи, чья же песня была? По-моему, «Рабфака» — «Хватит кормить Канзас») до прямых съёмок Тесака покойного, как он стращал педофилов.

— Убили Тесака?

— Я уверен, что да. Грубо говоря, я не являюсь судебным экспертом, не являюсь следователем, прокурором и так далее. Но ничего из того, что у меня в жизни мне известно, не противоречит гипотезе о том, что он погиб насильственной смертью не от своей руки. Человек это сделать от своей руки не может. Я не могу обвинять кого-то конкретно в этом, у меня просто недостаточно фактов. Но то, что это преступление, которое обязано быть расследовано, — это факт.

— Считаете несправедливым два приговора Максиму? Максим Марцинкевич — он же Тесак.

— Понимаете, во второй раз это точно, этот приговор был связан прежде всего с его деятельностью, связанной с ловлей педофилов, с ловлей наркоторговцев и так далее. Это не было связно вообще ни с его политикой, ни с его идеологией. Просто убирали опасного человека. Этот человек мне идеологически был не очень близок. Он, грубо говоря, ультраправый белый расист, я — русский националист. Для меня в центре нация и государственность, а для него в центре — раса и движ.

— То есть он фашист?

— Можно сказать, да. Хотя опять же слово «фашист» такое очень размазанное.

— Да-да, понятно.

— Вот. Но, понимаете, действительно его большое количество людей любило. Они верили, они за ним шли, он был для них героем. Я не скажу, что это хорошо. Опять же не скажу, что это однозначно хорошо, но понятное дело, что удар наносился прежде всего по харизматику, который мог создать определённые проблемы.

— То есть вы считаете, что это было спланировало каким-то педофильским движением?

— Возможно. Возможно, что да. В этом чувствуется элемент мести, в этом чувствуется элемент расправы и так далее. Конечно, так поступать нельзя объективно. Вне зависимости от того, в чём человек виноват или не виноват. Если его пытались обвинить в каких-то убийствах начала 2000-х. Хотя, скажем, я общался с людьми, которые достаточно много с ним общались, вместе взаимодействовали и так далее, они всегда говорили, что это был всегда такой человек хайпа, что он не похож на того, кто будет реально убивать, резать. Обычно это люди более спокойные, менее театральные и практически конкретные. Вот. Какие-нибудь люди, вспоминая из начала 2000-х, Mad Crowd и так далее. Вот. Но если к нему были обвинения, значит, надо было его выводить на суд.

— Огромный был срок. И я честно скажу, у меня тоже есть по этому поводу мнение. Я, очевидно, должен быть противником Максима Марцинкевича, человека, который ловил каких-то геев, над ними издевался. Но я считаю, что второй приговор был какой-то чудовищно несправедливый, а то, что произошло в тюрьме, — это история, требующая отдельного расследования. Потому что ты можешь издеваться над кем угодно, снимать это на телефоны. У нас полстраны, подростки, снимает это на телефоны — как они котиков варят, над ветеранами издеваются. Никто из них по 14 лет не получает и в тюрьмах не погибает. И это, конечно, отдельная история с Тесаком. Она очень важная, прежде всего для представлений о справедливости нашего российского правосудия как такового. Понятно, что человек, совершивший преступление, не должен чувствовать, что его жизнь закончена. Он должен чувствовать, что искупление возможно и необходимо.

• © RT

Возвращаясь к Байдену. Вот странная же история: человек начал топить за суперлевую повестку, как будто он буквально Сандерс. При этом он сенатор с 1973 года. Вот ещё спроси — все говорят: «Вот, у нас старики, думские старцы…» Как Глеб Павловский для Михаила Прохорова придумал эту фразу. А у нас эти думские старцы максимум с 1993 года сидят в Думе. А Байден с 1973 года сенатор США! Причём Байден-младший. Это всё по блату, это семейные места. Вот как он, абсолютно белоснежный из отцов-основателей Америки, очевидно, из каких-нибудь рабовладельцев сенатор, стал таким социалистом?

— Слушайте, он приспособленец. Это известно, что называется, ещё из советской политической литературы. Есть записки одного из брежневских помощников, Замятина, а Байден, как друг Советского Союза…

— Абсолютно. Они же встречались. Я помню, приезжал.

— Да. С ним встречались Косыгин, Брежнев и так далее. Его тогда спросили: «Что вы бесконечно за этих диссидентов выступаете?» Он им сказал: «Слушайте, не обращайте внимания. Мы не переживаем за них, это просто наша внутриполитическая повестка, не волнуйтесь». Он, конечно, тоже немножко лукавил, потому что в итоге эта их внутриполитическая повестка была вполне себе успешно использована для взлома каких-то советских идеологических, политических конструкций. Но факт остаётся фактом. Он абсолютный, 100%-ный циник.

Он человек своей партии, он человек своих кругов. Эти круги решили двигаться в эту сторону. Они поставили на эту повестку как на способ осуществлять такую полуидиократическую диктатуру.

Понятное дело, идеология прав человека, как она звучала в 1960—1970-е годы, уже сейчас не работает. Нужно что-то поострее. Поострее — давайте травить Джоан Роулинг за то, что на недостаточно хорошо относится к трансгендерам, да. Причём она же относится… Казалось бы, у неё колоссальные заслуги перед этой повесткой и так далее. Она там Дамблдора задним числом превратила…

— В гея.

— Да. Притом что это несколько двусмысленный кладёт отсвет на всё прочее содержание…

— На отношения с Гарри Поттером, да.

— Потому что он постоянно кладёт ему руку и так далее. Вот. Но она просто вписалась за женщин. Я же помню, с чего началось всё. С того, что там было написано про этих самых менструирующих особей и так далее. И она написала, что раньше для этого существовало какое-то другое слово: «Женщины, жунщины, жанщины — как-то вот так. Я уже забыла». И вот с этого её начали травить, потому что настоящая женщина — это теперь, как известно, трансвестит.

— Либо лесбиянка.

— Да. Уже не настоящая.

— То есть вы считаете, то вся эта история с нынешней такой американской, вашингтонской бюрократией — это приспособленчество? Но под кого они приспосабливаются?

— Со стороны Байдена это, безусловно, приспособленчество. Со стороны тех, кто генерирует этот дискурс, скажем, тех, кто захватил власть в американских университетах, кто поставил под контроль американские СМИ и так далее, — нет, это искренний идеологический порыв, они в самом деле в это верят.

— Правда?

— Да.

— Я однажды приехал… Я читал лекции лет пять назад, такая есть группа частных колледжей — Seven Sisters. Бродский, в частности, преподавал в одном из них, и я читал там тоже лекцию в Смите. Вот. И это был, я как сейчас помню, это был Amherst, один из главных, главный либерал-колледж в Америке. Когда я приехал, я сразу же встретился с ректором, и она мне говорит: «Вот сейчас такой у нас самый важный дискурс — это как найти местоимение неопределённого рода. Есть определение для мальчиков и для девочек, и определение неопределённого рода мы уже нашли в английском, — говорит она мне. — А вот как бы это в русском, как это можно по-русски сделать?» Меня это так совершенно поразило. Меня потом вышибли сразу после моей лекции. Я там какую-то русскую послал, и они тут же написали на меня донос. Мне запрещено преподавать в этих американских колледжах либеральных, потому что я не либерал, слава богу, но они, конечно, все шизофреники абсолютные. Вы считаете, это искренне?

— Это, конечно, абсолютно искренне. То есть, грубо говоря…

— А зачем?

— Смотрите. На эту тему есть прекрасная книга Патрика Бьюкенена «Смерть Запада». Он подробно там расписал всю логику развития этого так называемого культурного марксизма, что, когда образованные европейские марксисты увидели революцию в России, они внезапно осознали, что недостаточно, оказывается, свергнуть царя, убивать всех дворян, установить власть коммунистической партии. Почему? Потому что всё равно есть первичная ячейка всей этой системы, из которой всё остальное размножается. Это семья, потому что… Вот я многодетный отец. У меня даже удостоверение есть

— Сколько у вас детей?

— У меня четверо. Двое совсем мои, и ещё двое — жены. У меня даже бумажка есть. Могу показать.

— Покажи. Это прямо удостоверение?

— Да-да-да. Удостоверение.

— Паспорт. Егор Холмогоров носит с собой паспорт. Давайте. Не бойтесь, не украду. Действительно, удостоверение родителя многодетной семьи. Холмогоров Егор Станиславович. Предъявитель является родителем… Законом Калужской области. Вы в Обнинске живёте, да?

— Да.

— Класс. И что вам это даёт удостоверение?

— Например, я во многие музеи попадаю бесплатно. Мы вместе, всей семьёй попадаем в музеи.

— Господи. Вот рожайте детей.

— Это огромная экономия. Скажем, на пике COVID-19 нам выдали за каждого, и, поскольку это было за каждого, в совокупности это была приличная сумма.

— Сколько выдали?

— По 40 тыс. вместе.

— 40 тыс. 160 тыс. каждый месяц вы получали на детей?

— Нет-нет-нет. 40 всё-таки за всех. Но по 40, знаете, это немалый прибавок к бюджету, особенно в условиях, когда социум весь умер в эту весну.

— Нет, нормально.

— Так вот. Я вообще, в принципе, большой сторонник, убедившись в том, что многодетным быть тяжело, но можно. С другой стороны, действительно тяжело. И с учётом того, что единственный шанс нашего нынешнего общества с учётом того, какое количество людей есть бездетных в силу тех или иных причин — принёсших продолжение своего рода своему текущему комфорту или что-то у них случилось со здоровьем (там масса есть причин: организационные причины, потому что очень часто без квартиры рожать тяжело и воспитывать ещё тяжелее), — с учётом огромного количества таких людей понятно, что хоть как-то не вытащат, но, по крайней мере, не дадут рухнуть нашей демографии только многодетные семьи, соответственно, которые, как самураи, бросаются на эту амбразуру.

— Вернёмся к семье как к…

— Да. Так вот. Как многодетный родитель, я очень хорошо знаю, что семья без определённой авторитарной иерархии невозможна. Она невозможна без того, что определённые решения старшие принимают за младшего, причём не только обязательно родители за детей. Например, старший брат за младшего брата. У меня тут… Поскольку у меня младший сын смотрит много роликов на YouTube, а там же всякой совчины, гадости много, он периодически приходит, начинает рассказывать что-нибудь про Ленина, революцию и так далее. Старший с ним провёл воспитательную беседу, так что теперь младший про Ленина всё понимает правильно.

— Бил его, что ли?

— Нет. Он просто ему хорошо объяснил по-пацански, так, как я не сумею. Я ему начну долго, сложно рассказывать про германское золото, про Нечаева и так далее.

— И, соответственно, надо уничтожить семью.

— Совершенно верно. То есть пока эта первичная ячейка самовозрождающегося общества, которое всё равно будет иерархичным, всё равно в нём будут центры решения и центры, которые на них ориентируются, и так далее, — до тех пор ничего не получится.

Соответственно, главная атака после 1917 года на Западе всё по нарастающей — это семья, это любые формы структурного взаимодействия. И не только семья.

Вспомним лозунг революции парижской 1968 года: «Прозвенел будильник — уже репрессии».

— А не то, что люди на самом деле всё-таки борются за свою свободу?

— Понимаете, свобода, на мой взгляд… Раз представили меня как философа, немножко пофилософствую. Вот. Свобода — это всё-таки концентрация прежде всего твоих возможностей что-то сделать. Заметьте, те люди, которые громче всех борются за свободу высказываний, — чаще всего это люди, которым абсолютно нечего сказать. Вот посмотрите на нашу либеральную тусовку. Она состоит из людей, которым нечего сказать, поэтому они громче всех кричат, что им не дают высказаться.

При этом, если человеку есть что сказать, его не остановить никакими запретами. То есть мне есть что сказать. Вы сами абсолютно понимаете, какая была медийная обстановка в начале 2000-х, когда Холмогоров начинал заниматься вместе с Крыловым и рядом других людей проповедью русского национализма. Что-нибудь нас за это время остановило? Нет, абсолютно ничего. Программы снимались с эфира. Закрывались передачи, не печатались книги, на Nonfiction сообщали, что никогда у нас не будет никакого ни Холмогорова — ничего. Издателю, который привёз мою книжку, устраивали истерику: «Как ты смеешь привозить Холмогорова?!» — и всё в том же духе.

— А почему? Это кто устраивал истерику? Государство или тусовка?

— Нет. Это тусовка.

— То есть государство вам ничего не запрещало?

— Нет. Периодически запрещало. Мы с вами же заговорили чуть раньше и отвлеклись от темы социальной востребованности или социальной невостребованности. Как закрылась программа «Реакция Вассермана»? Просто однажды летом я позвонил нашему общему другу Владимиру Михайловичу.

— Кулистикову. Генеральному директору НТВ.

— Вот. И он мне сказал: «Слушай, да, знаешь, мы поставили твою программу в план на следующий год, но ты же понимаешь, на каждую программу должен быт социальный спрос. А тут этого социального спроса нет».

— Был плохой рейтинг, что ли?

— Отличный был рейтинг.

— Какой?

— Намного лучше, чем у соседствовавших с нами программ. И было твёрдое ядро фанов, которые шли включать Холмогорова и Вассермана и так далее, потому что это была абсолютно уникальная программа. Ни до, ни после на нашем официальном ТВ такой программы не было. Но должен быть социальный спрос. Не снизу — сверху. В результате чего программа, которая была с восторгом продлена на следующий сезон, в определённый момент просто закрылась. Причём закрылась она как-то глупо. Она закрылась за полгода до событий на Украине, когда она была бы страшно востребована.

Соответственно, с тех пор… У меня и до этого не было сомнений, но с тех пор, когда Манижа зажигается, значит, это кому-то нужно. Значит, социальный спрос на неё какой-то есть. И я вижу проблему не в самой девочке.

— Подождите. Егор, вы называете социальным спросом всё-таки не социальный спрос, а как раз спрос элит.

— Да. Несомненно.

Потому что они хотят бежать, задрав штаны, за байденовский комсомол. Они предают ему привет.

— Вы правда так считаете?

— Да. Я уверен, что они передают ему привет. Они хотят сказать, что у нас тоже всё возможно. Поэтому я смотрел как на дураков на некоторых наших правых, которые писали в духе: «А пусть Америка разваливается, пусть побеждает Байден, пусть там всё будет хуже и хуже». Да, конечно, там всё будет хуже и хуже.

— А чем плохо показать на Западе… Вот меня же всегда обвиняют в этом, что вот «Ты как бы официально гей, путинский гей, работаешь на государственном канале». Делается это, говорят они, только для того, чтобы на Западе показать, что вот у нас тоже можно. Вот вы тоже в этом же обвиняете Манижу. Допустим. А что в этом плохого — показать, что у нас тоже можно, если можно?

— Если бы речь шла не о конкурсе, про который все отлично знают, что там артист некоторым образом ассоциируется с Россией, с её флагом и так далее… Потому что тут складывается смешная ситуация, что девочки наши гениальные на чемпионате по фигурному катанию при каких-то непонятных убогих флагах вообще без слова «Россия» на экране, но только с Чайковским. Вот Чайковский — хорошо.

— Прекрасный первый концерт зато.

— Чайковский зашёл гораздо лучше.

— Я говорю, что первый концерт вообще фантастический.

— Я не большой поклонник советского гимна, так что вот эта деталь мне зашла отлично. И тут же будет не очень понятная ни по происхождению, ни по идентичности, ни по тому, что она хочет сказать, барышня как символ России: с надписью Russia, с трёхцветным флагом, с песней Russian Woman и всё в этом духе.

— Ну это мы уже говорили. Russian Woman, таджичка и так далее. А что плохого-то — показать на Западе, что мы тоже не угнетаем малые народы?

— Антон, простите, скажем так. Я человек по-своему глубоко толерантный, но, если, скажем, вы начнёте выступать в качестве типового русского мужчины со всеми его особенностями, я тоже сильно засомневаюсь.

— А что значит «типового русского мужчины»?

— Ну это значит…

— Если я буду петь песни про русского мужчину. Вы это имеете в виду?

— Необязательно петь.

— Что вы имеете в виду?

— Фактически, если вы своим выступлением будете передавать месседж, что большинство русских мужчин имеет гомосексуальную ориентацию…

— Нет. Такого я не буду говорить, потому что это не так.

— Вы не будете. Но они зачем-то это начали делать.

— Ну она же не говорит, что большинство русских женщин — таджички.

— Она говорит о том, что большинство русских женщин должны ориентироваться на неё. Там же ключевая фраза на издевательском покорёженном языке: «Эй, русский женщин, голосуй за меня». Кстати, абсолютно глупая фраза с учётом того, что по правилам этого Евровидения несчастного — уже пришлось выучить — своя страна за своего артиста, разумеется, не голосует.

— Голосовать не может. Таким образом она хочет сказать вашим женщинам, что русских женщин много в сопредельных странах: на Украине, например, в Белоруссии.

— Ну это уже софистика. Как раз для той же Украины…

— Вот смотрите. Мы сейчас сидим. Сейчас апрель. Войны пока нет. Будет война на Украине?

— Однажды она будет. Она может не произойти за это время, пока мы готовимся к эфиру, хотя, конечно, всё напряжённое, потому что у войны наряду с готовностью есть и своя неизбежная логика. Скажем, Украина не может слишком долго по финансовым соображениям держать вот такое количество настолько отмобилизованных, настолько готовых вооружённых сил. России тоже это дорого, но мы можем себе позволить за эти несколько месяцев подержать армию на изготовке в поле. У Украины просто такого бабла нет, и никто ей их не даст. Соответственно, либо это ружьё выстрелит, либо его придётся убрать, то есть одно из двух.

Но однажды это произойдёт, потому что однажды либо Украина почувствует себя достаточно наглой и с западной поддержкой, чтобы попытаться решить этот вопрос силой (а этот вопрос не ограничится Донбассом, он всё равно перейдёт рано или поздно на Крым, это надо понимать), а с другой стороны, однажды всё равно Россия придёт за всем своим. Никогда русские не забудут о том, что как минимум до Днепра всё точно наше.

— Почему наше-то? Ну почему наше? Это же всё какие-то казаки там украинские были, Польское Царство.

• © RT

— Ну какие украинские казаки? Вот я не так давно участвовал в составлении для ДНР доктрины «Русский Донбасс».

— Ну.

— Вы выступали, то есть ваша начальница выступала со мной на одном форуме и так далее. Мы там прописали подробно историю этих событий.

— Ну расскажите вместе с моей начальницей, что вы там. «Россия-матушка, забери Донбасс домой».

— Совершенно верно. Маргарита отлично сказала. Вообще, то, что какие-то истерики потом начали устраивать в блогах, — это была форменная глупость, потому что она… Надо понимать, что для дончан она человек, который пробил им российское гражданство, потому что она об этом говорила, говорила, говорила, это в какой-то момент было сделано.

Собственно, когда это прозвучало из её уст, все тоже подумали: она будет говорить, говорить, говорить, и однажды она это сделает, потому что, скажем, тот же самый Холмогоров может говорить архиправильные вещи, но мы все знаем, что его не слушают. Не слушают, а иногда ещё подзатыкают. Было забавно, как было несколько лет назад…

— Претензия к Маргарите ведь была знаете какая самая главная? Вполне себе созвучная вашему вот этому антиманижескому. Какого хрена армянка вообще олицетворяет тут всю нашу Россию? Может армянка олицетворять собой Россию? Приехала Симоньян, Кеосаян и Бабаян.

— Это же была, что называется, пиаровская ошибка с их стороны, конечно. Конечно, тут надо было ехать одной, потому что «не давайте повода ищущим повода», что называется. Иногда есть вещи, которые, конечно, лучше не провоцировать таким образом. Но, по сути, она фактически глава нашей международной пропаганды. Она полуофициальное лицо. Её слова имеют смысл. Сейчас уже на момент, когда мы говорим…

— Нет, слушайте, я же не про это спрашиваю. Полуофициальное лицо — не полу… Манижа теперь тоже полуофициальное лицо. Имеет право Маргарита Симоньян, будучи этнической армянкой, представлять собой Россию в данном конкретном случае?

— Вот если Маргарита начнёт высказывать русским на тему того, какие мы немытые, небритые и так далее, то возмущения будут законны. Когда она, что называется, полуофициальное лицо, представляющее государство российское, говорит вещи, соответствующие базовому историческому коду и геополитическим потребностям России, как бы она в роли Багратиона. Просто в Маниже нет никакого багратионовского начала. В ней нет никакого месседжа, кроме месседжа, унижающего этих русских женщин. Она не голос этих русских женщин.

— Почему это всё наши земли до Днепра? То есть, во-первых, давайте определимся географически, что значит, откуда и докуда?

— Новороссия. То, что мы называем Новороссией.

— Что мы называем Новороссией? Это оттуда? Где это начинается на севере?

— На севере это начинается от Харькова и под углом идёт до Одессы и до границы в Приднестровье.

— То есть вся Украина пересекается наискось? То есть туда заходит и Днепропетровск?

— Да.

— И Запорожье?

— Да. Совершенно верно.

— И Николаев? И Херсон?

— Николаев и Херсон, Одесса, Харьков, Донецк, Луганск.

— Всё это наши, русские земли, с вашей точки зрения?

— Всё наши, русские земли. Это актуально наши, русские земли. Киев — тоже наша, русская Земля, но мы ничего не можем поделать с тем, что сейчас там живёт бандерня, извините за выражение.

— А что, бандерня в Херсоне не живёт, что ли?

— В таком количестве — нет.

— И в Днепропетровске не бандерня живёт?

— Нет. Я же в 2010 году проехал весь этот регион. До Одессы не добрался. У меня достаточное количество знакомых людей из Одессы, чтобы быть уверенным в них. Я проехал весь этот регион, это абсолютно русский регион. Там живут наши родственники. У нас огромное количество наших родственников. То есть я не имею права на, что называется, землю под Харьковом, а мой сын вполне себе имеет. То есть это всё абсолютно нерасторжимо от России. И при этом самосознание большинства этих людей — это самосознание либо активно русское, либо по крайней мере пассивно русское.

То есть по крайней мере если как бы будет телевизор работать и говорить о том, что «вы русские», а не то, что «вы украинцы», «москаль — оккупант» и так далее, то у этих людей будет всё нормально. Они не будут испытывать никакого диссонанса. Если тот же самый месседж, ту же самую ДНР создать во Львове, она будет абсолютно неорганична для тамошних людей.

— Думаете?

— В общем, да. Грубо говоря, их культурная перепрошивка займёт несколько сотен лет.

— Ну ладно? Вот как быстро они всё перековали в Советском Союзе.

— Слушайте. Они не перековались. Они довольно по-змеиному себя вели, вспомните.

— Да? То есть подонки?

— То есть давайте будем реалистами. Я, именно потому что я человек абсолютно железно уверенный в необходимости воссоединения как минимум Восточной Украины и Белоруссии, я исхожу при этом из абсолютно реалистического подхода к этому вопросу. Там, где люди в своём большинстве действительно наши, где просто с них нужно снять силовое давление, государство Украина, которое надо понять, производит украинизацию, то есть первую волну украинизации произвели большевики в 1920-е годы.

С 1990-х годов идёт вторая волна, то есть людям насильственно всаживают это в мозг. Люди не очень хотят. Люди, скажем, ищут другие варианты. После того как запретили образование на русском языке, это приводит к тому, что огромное количество людей уже отсылают просто детей в Россию учиться, исходя из того, что те никогда не вернутся.

Кто-то приспосабливается, мирится и так далее. Конечно, у кого-то тоже едет крыша, кто-то тоже начинает себя осознавать украинцем, будучи этнически русским абсолютно, в полной мере. Это нормальное действие пропаганды. Но если это пропаганда в ту сторону, то какие у нас основания не осуществлять пропаганду в противоположную? У них нет никакого преимущественного права на эту этническую пропаганду.

— Когда Маргарита говорила: «Россия-матушка, верни Донбасс домой», и вы говорите, что мы должны вернуть всё, что по Днепру справа в Россию, что это означает?

— Слева.

— Ну это как посмотреть.

— Левобережная Украина.

— Да. Но если смотреть на карту, то справа.

— Да. Можно я важный момент ещё скажу? Мы с вам опять же ещё советские дети. Почему, откуда вообще эта нелепая идея, что это чужое, а вот это — наше? Почему Краснодар или Белгород — это наше, а Харьков — якобы это чужое? Это на самом деле въевшаяся в подкорку советская картография. Вспомните советский атлас. Розовая — РСФСР, зелёная — Украина.

— УССР.

— Да. Зелёная — УССР. И такая фиолетовенькая — Белоруссия. Соответственно, в подсознание советского ребёнка въезжало то, что по каким-то загадочным причинам Смоленск — это Россия, а Витебск — это Белоруссия, что Белгород — это Россия, а Харьков — почему-то это Украина, притом что это фактически города — спутники к друг другу, то есть Харьков и Белгород — это фактически, как бывает в астрономии, двойная система. Абсолютно вот так.

— Где Харьков больше.

— Совершенно верно. Это вот классический совершенно, наиклассический русский город. То есть…

— Что мы должны сделать-то, чтобы это всё вернуть?

— Сейчас уже, к сожалению, мы подошли к той ситуации, что для того, чтобы всё вернуть, нам придётся воевать. Почему? Потому что с нами хотят воевать. Потому что принципиальная логика американской геополитики, сформулированной недоброй памяти Збигневом Бжезинским, состоит в том, что Россия…

— Этническим поляком.

— Да. Совершенно верно.

Бжезинский — это вообще прекрасный совершенно пример поворота истории США, когда на определённый момент геополитика мировой сверх державы полностью диктовалась провинциальными польскими комплексами.

— Как и в некотором смысле советская политика начала 1920 годов диктовалась провинциальными польскими или местечковыми польскими.

— Совершенно верно. Это к вопросу о памятнике Дзержинскому и ко всем прочим. Так вот он сформулировал, что Россия без Украины — это не империя, держава не европейская и вообще как бы не сверхдержава. Россия с Украиной — это империя, это европейская держава, это сверхдержава. То есть, собственно, для них держать Украину в отрезанном от нас состоянии — это принцип. Тем более важный принцип в связи с ещё некими принципиальными климатическими вопросами, потому что понятное дело…

— Какими?

— Не с нынешней их климатической повесткой, а с исходной, что на самом деле всё-таки все великие государства создаются между 30-й и 50-й параллелями. Всё то, что севернее… Конечно, то, что Россия смогла, будучи настолько северной державой, добиться того, чего она добилась, — это некое чудо. Но всё равно тот факт, что у нас нет нормальных южных земель на сегодняшний момент…

— Кроме кавказских.

— Кроме того, что мы успели удержать, кроме того, что мы успели как-то в 2014 году вернуть, у нас их нет. Это ненормально. Грубо говоря, всё равно и для населения, и для экономики это некий стресс. Потому что на самом деле посмотрите на то, что произошло с Крымом, по крайней мере до этого водного кризиса. Все были уверены, что Крым присоединится к России и превратится в такой тупой тусовочной курорт. А этого не произошло. Вместо этого там сумасшедшими просто темпами начало развиваться сельское хозяйство. Просто в сумасшедших. Я видел в западном Крыму эти комбайны, причём явно, кажется, привезённые откуда-то комбайны, которые просто шли и сжинали эту пшеницу. Какие-то бесконечные персики, груши, всё что угодно.

— Вот я возвращаюсь к этому, просто алаверды вам, я как-то летел, не приведи господи, на вертолёте от Москвы до как раз Курска. И с удивлением… это была зима, но с удивлением обнаружил, что всё, что южнее Тулы, превращается в абсолютный яблочно-вишнёвый сад. Для меня это было такое открытие невероятное.

— Да. Конечно. Скажем, например, что из себя сейчас представляет музей Толстого? Это гигантская агроферма, Ясная Поляна. Потому что у них там действительно роскошные земли, садовые традиции, они уже соки производят, куча разных других продуктов производится.

• © RT

— Это говорит о том, какой русский ленивый, бессмысленный человек.

— Ой, слушайте. Я вам на эту тему расскажу историю из книжки, которая у меня выйдет в этом году, посвящённая Средневековью. Она как-то будет называться типа «Восток и Запад после империи» или как-то ещё. Вот. У меня в этом году две книжки выйдет. (Рекламная пауза Холмогорова.) Первая вот эта. Вторая называется «Добрые русские люди». Это биографии выдающихся русских вплоть до недавно скончавшегося нашего знакомого Кости Крылова.

— Кости Крылова, да.

— Так вот там один из очерков, в книжке про Восток и Запад, будет посвящён разбору теории такого нашего академика, марксиста, Леонидова Милова о том, что якобы в принципе природа России не позволяет достичь, что называется…

— Это у нас называется «рискованное земледелие».

— Да-да-да. Что из-за того, что у нас рискованное земледелие, у нас в принципе, что называется, невозможно высокое развитие. Только всё ГУЛАГом, колхозом, принудиловкой и так далее.

— Общиной.

— Да-да-да. Вот у него читая апология всего этого. А я полез разбираться по фактам. Я полез разбираться в урожайности сена где-нибудь на Русском Севере, в Сибири, количестве дней, расходуемых на пашню, и так далее. И выяснилось: ничего подобного. На самом деле русский мужик поступал так: чем более рискованное земледелие, тем более жёстко он впахивал. То есть если он перебирался чуть-чуть южнее, он давал себе немножко отдохнуть. То есть количество рабочих дней сокращалось с севера на юг, а вот урожайность не сокращалась. На севере ухитрялся снимать тот же урожай, который он снимал на юге. Да, за счёт сверхтруда, за счёт сверхпереработки, но это к вопросу о так называемой русской лени. Да, конечно, наша среда такая, что она заставляет работать до умопомрачения. Но мы реально работаем. Мы впахиваем. Если есть возможность не впахивать — какой нормальный человек будет впахивать, если есть возможность не впахивать?

— Война на Украине. Как она возможна и к чему она приведёт? Всё-таки вот вы говорите… Как вы их называете? Бандерьё, да?

— Да.

— Это довольно большая нация. Это миллионы людей. Я ещё раз говорю, я не называю всех жителей УССР…

— Но их много, я согласен.

— То есть это как бы воинственные люди. Люди, которые умеют…

— Из-за того, что шансы с 2014 года упущены, их стало больше. Это тоже, к сожалению, так. Понимаете, я сочинил маленький анекдот на эту тему. Я думаю, что слушатели умные, все всё поймут.

— Зрители.

— Да. Как-то полковник сказал своим знакомым: «Если мы возьмём город Х., то половина будет за нас, а половина — против нас. Что мы будем делать?» А ему на это ответили: «Знаете, полковник, когда 20 лет назад вы брали город Г., там все были против нас. И что-то это вас не смущало». Вот понимаете, не России с историей про город Г., где всё-таки как-то вопрос решили. Не всем нравится, как этот вопрос решили.

— И где появился после этого проспект Владимира П.

— Да-да-да. Но тем не менее после того, как, что называется, найдено какое-то не приводящее к ежедневным терактам и резне решение этого вопроса, боятся решения вопроса на Украине, где не будет такого.

— Смотрите. Это если мы… В городе Г. отсутствовал внешнеполитический фактор. Всё-таки все наши, что называется, западные партнёры, включая Америку, про которую мы так долго говорили, были вроде бы на нашей стороны более или менее.

— Ну, конечно, не на нашей, но фига была в кармане.

— Ну если не нашей, то точно не были против. Здесь, очевидно, на стороне Украины… Вернее, так. А очевидно ли, что на стороне Украины выступят американские военные?

— Как, что называется, дивизии «Абрамсов» — нет, конечно. Они подгонят свою новейшую технику какую-то в каких-то разумных пределах. Они подгонят каких-то своих советников. Они, собственно, всё это делали с 2014 года.

• Военный инструктор США на Украине
• Reuters
• © Gleb Garanich

— Они и сейчас это делают.

— Поэтому я считаю, не знаю, я вот не досмотрел до этого момента, что вам говорил ваш сравнительно недавний собеседник Игорь Иванович, но я считаю, что, конечно, в 2014 году шанс был упущен, потому что тогда бы всё рухнуло по одному щелчку. И при этом объём тех конечных западных санкций, которые тогда были бы, был бы таким же, как после пресловутого самолёта. Вот. Сейчас ситуация абсолютно такая.

Совершенно понятно, что администрация Байдена готова ввести максимальную изоляцию России, на которую реально будет способна. Соответственно, от конкретного содержания нашего ответа по Украине, простите, извините за грубость, даже если мы сбросим на Львов ядерный боезаряд…

— Господи.

— Я привожу крайний пример, как вы понимаете. То даже в этом случае на нас не будут сбрасывать в ответ ядерный боезаряд.

— Думаете? Почему?

— Да. Не будут. Там исключат отовсюду, откуда угодно, проклянут, нельзя будет выехать ни в одну западную страну ни одному путинскому чиновнику, что, может быть, не так плохо.

— Да, мне кажется, уже, в общем, никто не стремится. Даже я уже, в общем, не хочу никуда выезжать.

— Вот. Что, соответственно, в этом случае… Потому что всё равно. Россия — это факт, с которым приходится считаться.

— Как эта война могла бы развиваться? Вот что я пытаюсь добиться. Что Россия должна сделать? А кто должен сделать, кстати, — Россия или Украина?

— Понятное дело, что каждая сторона заявит, что начала другая. Все это прекрасно знают — что Запад никогда, даже если опять же Украина сбросит ядерный заряд на Донецк, которого, слава богу, у неё, будем надеяться, нет. Будем на это надеяться. Вот.

— Мне кажется, если бы был, они бы давно уже на Москву сбросили.

— Да. Даже в этом случае Запад проигнорирует. Точно так же, как они игнорировали все те зверства, которые до этого были, точно так же, как у нас какая-нибудь Таня Фельгенгауэр (уж кто бы молчал бы после известного эпизода с ней) рассказывает про то, что все эти мальчики убитые — это выдумка и так далее, притом что это действительно этически граница.

Ну нет такого факта, чтобы в результате сознательных действий ополченцев на украинской стороне гибли дети. В результате абсолютно сознательных действий. То есть как минимум они не исключают такую вероятность действий украинских военных на, хотел сказать, российских, но, в общем, это так и есть, на российской стороне гибнут дети. То есть эта некая этическая граница. Одни стреляют по жилым кварталам, как будто нечего делать. Другие всё-таки так не делают.

— Там есть сомнения, что это беспилотники.

— Грубо говоря, это какой-то носитель взрывчатого вещества. Так вот. И как развиваться? Понимаете, есть действенный способ решить эту проблему. Это жёстко, в очень короткий срок применение максимально доступной для России вооружённой силы. Действительно, что называется, массовые танковые колонны, массовое применение авиации и так далее. И это будет самый гуманный после того, что не случилось в 2014 году, тогда это был бы абсолютно самый гуманный…

— То есть Россия должна ввести войска на Украину?

— Да. И привести к тому, что, скажем так, украинская власть после этого сменится. То есть, грубо говоря, это никак не должно гарантировать территориальную целостность Украины, то есть Новороссия должна превратиться по крайней мере в некое такое буферное доприсоединение к России государства.

— А зачем оно должно быть самостоятельным государством? Для чего?

— Скажем так, чисто для приличия, чтобы её население проголосовало за воссоединение с Россией и там какое-то количество дней, а я бы предпочёл часов, постучалось и присоединилось. Никакой содержательной необходимости в этом нет. Я, например, против существования — при этом глубоко мне дорогих — ДНР и ЛНР, я считаю, что их давным-давно нужно было интегрировать в Россию, причём не обращать внимания на то, что некоторые говорили: «Вот, нужно это воткнуть, как занозу, в Украину, проворачивать».

Слушайте, вы людей мучаете. Что такое? Чем они хуже жителей Крыма? Абсолютно ничем, кроме того, что ещё лили свою собственную кровь в течение многих месяцев за то, чтобы всё-таки удержать фронт и сохранить для себя эту возможность стать Россией. Точно так же и тут.

Но тут уже сейчас на Украине невозможно организовать народные ополчения снизу, стихийные митинги и так далее, потому что там восемь лет идёт жесточайший террор. То есть реально сажают людей, их пытают в тюрьмах эсбэушных, то есть там происходят вполне себе такие ужасы неиллюзорной оккупации.

То есть в этих условиях — да, максимум нагрузки уже ложится уже на само государство Российская Федерация.

— Какая должна быть, собственно, государственная система на Украине, с вашей точки зрения?

— Ну, скажем так, это должен быть испуганный протекторат России. Грубо говоря, это должно быть государство, которое прекрасно осознаёт полную зависимость своего существования от Москвы.

— То есть типа Белоруссии?

— Ну как раз Александр Григорьевич, к сожалению, не осознаёт, то есть, грубо говоря, он такой немножко, как выражались раньше, гаер, человек, который как бы внаглую может тырить у тебя, что называется, купюры из кармана и при этом рассказывать про то, как ты ему должен.

— А зачем мы тогда его содержим-то?

— Для меня самого это загадка. То есть как бы понятно, что при выборе: Лукашенко или белорусская оппозиция это выбор между медленной, ползучей, с оползаниями белорусизацией и белорусизацией стремительной, потому что…

— Так, может, тогда нет выбора?

— Нет. Почему? Выбор есть. Всё равно принцип товарища Сухова же действует: помучиться. То есть в этом смысле каждый раз, когда Россия что-то тянет и рассчитывает улучшить свою ситуацию, это справедливо. Это справедливо, за исключением точек бифуркации. То есть, в принципе, если бы я решал вопросы с Белоруссией, то в августе 2020 года я бы довёл дело до серьёзных волнений (ну не довёл бы — допустил бы дело до серьёзных волнений), после чего оказал бы братскую помощь. Ну это я. Но я не политик.

• Акции протеста в Белоруссии после выборов президента
• Reuters
• © Tut.By

— А не то, что должна быть Белоруссия частью России?

— Должна. Обязательно. Это и есть часть России, причём, грубо говоря, за исключением достаточно узкой секты так называемых змагаров, там абсолютное большинство людей говорит по-русски, осознаёт себя русскими. То есть белорус и русский — это не конкурирующие идентичности. Точно так же, как малоросс и русский. То есть малоросс — это русский, который, что называется, живёт в широтах Киева, Сум.

— И Одессы.

— Одесса — там всё сложнее. Новороссия — это всё-таки уже созданное Россией в XVIII веке очень специально, именно под Россию образование, то есть там население со всех остальных, причём не только из России, там из Сербии были, немцы были, пока их не выслали, и так далее.

— Поэтому Славянск, собственно.

— Да-да-да. Именно так. Белоруссия — там все живут уже полтора тысячелетия. Строго говоря, именно из полесских болот славяне начали распространяться на всю остальную Европу.

— Я к вопросу о нашем этническом с вами происхождении. Мы тогда вместе делали генетический анализ, как раз не над вами собирались издеваться, а надо мной собирались издеваться, потому что все считали, что я еврей. У меня нет ни капли еврейской крови, но сейчас детализировали этот анализ, и большая часть моей крови, поскольку мы из Смоленска, — она кредитована как балтийско-польская. Но тем не менее очевидно же, что Смоленск — это Россия.

— Да-да-да. То есть если у вас гаплогруппа R1а1, то вообще всё это самое, вы такой как бы русак. Можно бить себя в грудь: «Я вот славянин» — и так далее. Совершенно верно.

Нет никакой абсолютно ни биологической, ни ментальной, ни культурной принципиальной разницы между великороссом, малороссом и белорусом. То есть это всё настолько незначительные отличия… Между немцами, которые все себя считают немцами, отличия локальные между севером и югом, между баварцем и пруссаком гораздо больше. Вот. То есть в этом смысле стратегическая задача — конечно, это воссоединение Белоруссии полностью. Там нечего не воссоединять.

— Почему этого до их пор не произошло?

— Знаете, это какое-то безумие российских прежде всего политических элит, потому что понятное дело, что, когда наш шоумен Александр Григорьевич пришёл к власти, он пришёл на обещании воссоединить Белоруссию и Россию. Это 1994, кажется, был год.

— Или 1993-й. 1994-й, да.

— Вот эти вот годы, да. Он шёл чётко назад в Россию. Союз, соединение, как угодно ещё. Все эти годы, все 1990-е и большую часть 2000-х его отталкивали, отталкивали, отталкивали. В конечном счёте он втянулся в новую игру, в игру — как бы эксплуатацию наших преференций, наших дотаций и так далее. Сейчас он уже на неё подсел. Сейчас он уже наркоман, который с этого не слезет, потому что его собственное будущее и будущее в воображаемой им династии связано с тем, что оставаться в этом промежуточном положении. Поэтому да, как писали раньше в резолюциях в известных учреждениях, «непригоден к использованию».

— Россия как империя может быть национальным государством?

— Вы знаете, значительная часть мировых империй были национальными государствами. В любом случае любая как бы жизнеспособная империя имеет национальное государство в своём ядре. Казалось бы, я вам приведу пример абсолютно абсурдный — Австро-Венгерской империи. Она была лоскутная, насколько это было возможно. Она из-за этого развалилась. Но, например, почему она развались уже в XX веке, а не в XVIII, когда по ней нанёс страшный удар прусский король Фридрих II? Вот. Тогда власть перешла к девочке, к Марии Терезии, соответственно, он перестал признавать её права, начал с ней войну, начал отнимать земли и так далее. Всё-таки тогда австрийская империя устояла. Почему? Да потому что Марию Терезию поддержало венгерское дворянство. Венгры — это абсолютно, они и сейчас такие, 100%-ные националисты. Они фанатики своего национализма.

— У них даже свиньи свои.

— Да-да. Совершенно верно. И они сказали: «Вот, это наша королева, мы будем её поддерживать». Когда потом немцы с венграми поссорились, Австро-Венгерская империя начала разваливаться на куски и благополучно развалилась. Но вот пока это национальное венгерское государство держало, что называется, центр позиции, даже такая странная империя, как Австрийская, жила. Россия нынешняя — и, скажем так, Россия с осуществлённым как бы ирредентистским проектом как бы в холмогоровском духе — это мононациональное государство. Это государство, где 80 и даже больше процентов, а если, скажем, с нами воссоединятся, действительно Белоруссия и Новороссия, то у нас будет ещё больше русских в этническом составе государства. Это моноэтническое государство. Да, в составе этого моноэтнического государства есть автономные регионы.

— То есть как французы?

— Да. Есть автономные регионы, которые создали большевики и где они искусственно, скажем, некоторым народам мешали русифицироваться, например всем поволжским финно-угорским народам. Они были устремлены к русификации. Они её хотели. Грубо говоря, они хотели стать Холмогоровыми все в итоге. Им не дали этой возможности.

— Думаете, да? Чуваши, вы считаете, не хотят какой-то собственной национальной идентичности?

— Знаете, вот давайте просто вспомним. Ещё патриарх Никон был мордвином. Как бы, возможно, ему нравилось иногда вспоминать, что он мордвин, но при этом он был русский патриарх, собственно, представитель русской политической культуры, духовной культуры и так далее, то есть огромное количество вот этих народов — они… Ну простая вещь. Вот я очень люблю приводить этот пример. Только на русском языке из всех языков мира есть полный перевод Сыма Цяня, великого китайского историка. То есть ни на один больше язык, кроме русского, полного перевода с китайского этого историка не сделано. У нас десятилетиями осуществляли востоковеды этот проект, и они его осуществили. То есть, понимаете, уровень подключения к мировой культуре, к мировому наследию, которое даёт русская культура и русский язык. Я одного из татарских сепаратистов спросил: «А вот на вашем языке сколько есть переводов Сыма Цяня?» Вот. Он в ответ обиженно что-то написал: «А вот у вас есть на русский перевод нашего какого-то там эпоса?»

— Есть.

— Я смотрю. Один, два, три. Три. Один из них — знаменитого Семёна Липкина, который все эти эпосы перевёл, а даже некоторые сочинил. Вот. То есть на самом деле русская культура — это одна из трёх-четырёх культур сейчас в мире, через которые можно подключиться абсолютно ко всему. И это самая близкая к вам, сволочи, извиняюсь, культура. То есть, когда вы пытаетесь заниматься каким-то сепаратизмом, то это значит только одно: либо вы хотите, чтобы ваши дети были идиотами (вот как бы буквально идиотами, людьми, локально ограниченными и обладающими неполным интеллектуальным инструментарием, потому что на их языке полного интеллектуального инструментария нет), либо вы, что называете, хотите с детства учить английский язык вместо своего и просто там, что называется, шпрехать по-английски.

— Так и хотят.

— Многие так и хотят. Во-первых, почему мы, Россия, должны это позволять? Почему мы должны терпеть, если мы отлично понимаем, что какие-нибудь полусепаратистские эксперименты в Казани, в Уфе, абсолютно русском городе, и так далее — они ведут к тому же, к чему сейчас, например, движется Казахстан с его латинизацией, с его «вместо русского будем учить английский»?

— Или китайский.

— Совершенно верно. То есть нет такой опции, как быть маленьким сепарировавшимся народом, живущим целиком и полностью своей культурой. Есть опция, к какому из исторических, культурных, языковых хабов ты подключаешься. Естественное подключение на пространстве России, на пространстве Северной Евразии — это подключение через русскую культуру. Выбор только такой. Все эти «незалежности»…

И то же самое с Украиной. Я вот посоветую зрителям, вспомнили раз Костю Крылова. У него же был второй ещё аватар — это писатель-фантаст Михаил Харитонов. И вот у него есть прекрасная совершенно маленькая повесть — «Маленькая жизнь Стюарта Кельвина Забужко». Как раз про будущее, что называется, гарных украинских хлопцев и во что они эволюционируют. То есть это дикий, душераздирающий просто рассказ как раз именно про англизацию, стандартизацию и так далее. Просто всем советую почитать.

— Егор Холмогоров был в «Антонимах». До встречи.