24-летний житель Челябинска Алексей С. пытается через суд получить компенсацию за неверный диагноз, который ему в детстве поставили врачи. В детдоме, где он оказался в пятилетнем возрасте, его признали умственно отсталым. Из-за этого молодой человек почти десять лет провёл в специнтернате и в психиатрической больнице, поэтому не смог получить полноценное образование. Доказать, что он здоров, мужчине удалось только при прохождении комиссии для приёма в армию. Теперь суд требует у Алексея подтверждения, что в детстве он не был болен.
Алексей С. (имя изменено) родился в 1994 году в Челябинске. Детство его нельзя было назвать счастливым. Родители пили. Отец частенько избивал мать. В 1999 году их лишили родительских прав. Из близких родственников у Алексея на тот момент оставался лишь пожилой дедушка. Он попытался оформить опеку, однако соцработники отказали ему: мужчина старше 70 лет, по их мнению, не смог бы полноценно заботиться о ребёнке. В итоге мальчик оказался в детском доме.
Алексей вспоминает первые годы детского дома как один из самых тяжёлых периодов своей жизни.
«Ты попадаешь в систему насилия, где приходится выживать, — рассказывает он RT. — И каждый день пытаешься сопротивляться».
Мужчина говорит, что при этом старался никогда не терять веры в лучшее, хотя и был очень одинок.
«Старшая сестра была достаточно взрослой, она не попала в детский дом, — говорит Алексей. — Она приходила навещать меня, поддерживала. Но руководство детского дома вскоре начало запрещать нам видеться. Говорили, дескать, вы его травмируете этими встречами».
Диагноз как приговор
Вскоре Алексея и других детей обследовала комиссия при Управлении образования Челябинска. Сегодня это учреждение называется Областной центр диагностики и консультирования (ОЦДиК), у него есть статус юридического лица и лицензия на осуществление медицинской деятельности.
Однако в те годы, рассказывает Алексей, создавались временные сезонные подразделения по делам образования, которые изучали состояние здоровья сирот, а затем выносили заключение и рекомендации, по какой программе следует их обучать.
Специалисты комиссии решили, что у Алексея умственная отсталость и он должен проходить соответствующее обучение, а также наблюдаться у психиатра.
Если Областной центр диагностики и консультирования выносит такое решение в отношении ребёнка из полной семьи, то его родители не обязаны следовать рекомендации и могут отдать его в обычную школу. В случае же с сиротой решение принимает опекун — то есть государство. И власть в лице руководства интерната решила, что учиться Алексей будет среди других умственно отсталых детей. Вслед за этим ребёнка перевели из детского дома в специальный интернат.
«Я был единственным ребёнком в классе, который интересовался учёбой, — рассказывает Алексей. — Спустя много лет я нашёл своих педагогов и спросил их, каким я был. Они ответили: «Лёша, ты был нормальным. Ты задавал вопросы, хорошо учился, читал книги, просил дать тебе газеты и журналы».
Но «диагноз» (в реальности диагнозом заключение комиссии не являлось. — RT) обернулся для ребёнка не только упрощённой программой образования, но и психбольницей. Вскоре Алексея положили на обследование в психоневрологическую больницу №1 в отделение 14, куда клали всех сирот из интерната.
Нейролептики для сироты
В психоневрологической больнице подростку было не слишком уютно, однако поначалу ничего не предвещало беды. Неприятности начались, когда Алексей попал в немилость к персоналу клиники. Это случилось после того, как у мальчика появилась на коже красная сыпь, после чего его с подозрением на опоясывающий лишай несколько дней продержали в изолированном боксе.
Потом, когда стало понятно, что это не заразная болезнь, Алексея поместили в общую палату и прописали лекарства. Как вспоминает подросток, он хотел поскорее избавиться от раздражения на коже, вызывавшего зуд, и постоянно напоминал сёстрам, что пришло время принимать таблетки.
В один из дней, когда сестра отмахивалась от слишком настойчивого ребёнка, он из вредности отказался пить лекарство («Сначала вы не хотели, теперь я не хочу»), и ему первый раз дали как «буйному» пациенту аминазин — мощный нейролептик с седативным эффектом.
«Я не знал, что это за таблетка, выпил, а потом в голове всё помутилось, — вспоминает Алексей. — Помню только, как еле добрался до кровати и отключился».
После этого Алексею начали регулярно давать аминазин, а вскоре добавили к нему тиорил — ещё одно антипсихотическое средство. На этой «диете» подросток провёл как в тумане два с половиной месяца. В один из дней врачи обследовали заторможенного ребёнка и подтвердили вывод комиссии управления образования: умственная отсталость.
«Сестра отлично помнит, в каком состоянии я тогда находился, — говорит Алексей. — Она пришла меня навестить, я пошёл навстречу. Внезапно ноги подогнулись, и я упал. Остаток пути проделал с помощью врача. Она была в ужасе».
Вернулся в интернат Алексей уже с закреплённым за ним статусом неполноценного ребёнка. Как рассказывает Алексей, получить хорошее образование с таким диагнозом, будучи сиротой, невозможно — умственно неполноценных детей готовили работать лишь по двум специальностям: штукатур или швея.
«В настоящее время добавились ещё специальности заправщика АЗС и столяра, — говорит Алексей. — Но на что-то большее ты рассчитывать не можешь».
Новая надежда
Но система дала сбой: в 2011 году Алексей проходил комиссию для военкомата и лёг в психбольницу для обследования. Больница была другой, и на этот раз Алексею удалось пообщаться с хорошим врачом-психиатром.
«Вдруг оказалось, что я вовсе не умственно отсталый, — говорит Алексей. — Да, они поставили мне «смешанное расстройство поведения и эмоций», но его ставили большинству питомцев интерната, у которых было сложное детство».
Доктор сказала, что проблем с интеллектом у Алексея нет, но полностью снять неверный диагноз с него смогут лишь тогда, когда ему исполнится 18 лет.
В результате, став совершеннолетним, Алексей уже добровольно пошёл на обследование и получил заветное заключение — психически здоров.
«Как же так, думал я, неужели я выздоровел за несколько лет?» — рассказывает Алексей.
Но со временем он понял, что дело в халатности врачей и чиновников, и решил добиться справедливости.
«Наверное, меня подтолкнуло то, что квартира моих родителей, где я живу, находится прямо рядом с интернатом, — говорит Алексей. — Я ходил мимо него и в каждом окне видел своё детство: здесь меня били, здесь обливали водой. И я не смог больше терпеть обиду».
Разбираясь в своей истории, Алексей столкнулся с тем, что сроки привлечения к уголовной ответственности вышли, некоторых документов уже не найти, а заведующая отделением психоневрологической больницы, где он лежал, и вовсе посоветовала ему бросить эту затею.
«Когда я позвонил и сообщил, что подаю в суд, Татьяна Рыжова, заведующая, сказала: «Подумай хорошенько, — говорит Алексей. — Ведь если суд назначит экспертизу, то мы восстановим диагноз».
Мужчина считает, что корень проблемы в том, что областные центры диагностики и консультирования специально выносили заключения о неполноценности ребёнка, чтобы обеспечить наполняемость спецучреждений, — это позволяло им запрашивать и осваивать всё новые и новые бюджетные деньги.
«Это сложная и неоднозначная ситуация»
22 августа Центральный районный суд Челябинска в очередной раз перенёс слушание дела по иску Алексея. По мнению судьи, мужчина теперь обязан доказать, что был здоровым ребёнком на момент нахождения в интернате.
Кроме того, Алексею предстоит столкнуться с теми же врачами, которые когда-то неверно поставили диагноз.
«Сейчас суд хочет решить вопрос о назначении судебно-психиатрической экспертизы, — говорит юрист Денис Резниченко, защищающий Алексея. — Предложили как вариант проводить экспертизу в том самом психоневрологическом диспансере, где ему ставили диагноз. А там говорят, что лучше с ними не судиться, а то восстановят диагноз!»
В Комитете по делам образования Челябинска заявили, что не могут помочь Алексею.
«Комитет по делам образования Челябинска не обладает достоверными документами для дачи пояснений, — заявили в ведомстве. — Кроме того, считаем комитет ненадлежащим ответчиком по настоящему гражданскому делу, поскольку школа-интернат №9 не является подведомственным комитету учреждением, а медико-педагогические комиссии, решения которых являются основанием для выбора образовательной программы, в 2001 году не входили в структуру Комитета по делам образования Челябинска».
Также рассудить спор не могут и на уровне Министерства образования Челябинской области. При этом данные Алексея загадочным образом пропали из архивов.
«Это сложная и неоднозначная ситуация, — признала первый заместитель министра образования Челябинской области Елена Коузова. — Минобразования не является ни привлечённым, ни ответчиком по делу, это не наши полномочия. Не мы участвуем в выяснении этой ситуации, а Областной центр диагностики и консультирования, который является нашей подведомственной организацией. Но по всем их архивам, по всем их данным такой ребёнок не проходил».
При этом, по словам Елены Коузовой, выбора у Алексея в те годы действительно не было.
«Так как у ребёнка родителей нет, то государство, муниципалитет отвечают за него и руководствуется теми документами, которые им дают соответствующие полномочные органы, — говорит Коузова. — Видимо, комиссия была уполномочена такую (по Алексею C/ — RT) рекомендацию дать».
