Как дети

Есть такая поговорка: «Плохие времена рождают сильных людей. Сильные люди создают хорошие времена. Хорошие времена рождают слабых людей. Слабые люди создают плохие времена».

Я затрудняюсь точно определить время, в котором живём мы, но, судя по людям, которых оно породило, плохим его не назовёшь.

Слабые люди — это люди инфантильные, те, что не способны создавать реальность, а способны только отзываться на её проявления рефлексами. 

Также по теме

В России предложили запретить трансгендерам менять пол в паспорте

В России предлагают законодательно запретить трансгендерам менять пол в паспорте и других официальных документах. Соответствующая...

Я читаю новость о том, что «белорусские пограничники не пустили в свою страну гендерно-небинарную поэтку-перформерку-трансактивистку», и думаю, сколько же свободного времени у того, кто тратит его на столь замысловатую свою идентификацию.

Алок Вейд-Мэнон — именно так зовут гендерно-небинарную поэтку-перформерку — это вообще-то такой здоровый мужик индийского происхождения. У него есть чёрная щетина, платья, накрашенные губы и ногти. И у него есть своя идентичность, которая, надо отдать ей должное, совершенно уникальна. Признайтесь, вы, как и я, никогда не слышали всех этих слов в одном предложении.

Особенно, конечно, здорово, что называть его нужно «поэтка». Это притом, что в форме местоимения сам себя он называет «они», чтобы не обидеть ни женскую, ни мужскую свои сущности. 

Интересно даже не то, что этот человек (или я должен был написать «они»?) ехал в Минск с какими-то лекциями, интересно, что, видимо, в Минске нашлось отличное от нуля число людей, готовых выслушать нечто о гендерных штудиях. Не о тех гендерных исследованиях, которые имеют отношение к биологии, а о тех, которые есть следствие одного истеричного каприза. Хочу, чтобы в мире было 56 полов! Хочу быть поэткой! Хочу носить платья и щетину, красить губы, а писать стоя! 

И дело тут, конечно, не в гомосексуальности — никакая половая связь по взаимному согласию не может считаться девиацией.

Дело тут в постепенной деконструкции антропоморфного образа. 

Этот процесс хорошо известен искусствоведам. Он опосредованно, но тесно связан с развитием фотографии. На каком-то этапе — в конце XIX века — живописцы и скульпторы поняли, что как тщательно ни пытайся запечатлеть момент, фотография сделает это быстрее и точнее. Как ни добивайся сходства с портретируемым, а на фотографии он будет похож идеально. Точнее, на фотографии он будет не просто похож —  это и будет он. 

И зачем тогда вообще оставаться в рамках старой парадигмы? Зачем писать то, что мы наблюдаем своим зрительным аппаратом, а можем запечатлеть аппаратом фото? 

Также по теме

Нерадужная армия: Трамп вернул запрет на военную службу для трансгендеров

Президент США Дональд Трамп заявил об отмене разрешения для трансгендеров на службу в Вооружённых силах США. Американский лидер...

И художники — в первую очередь русские авангардисты — начали передавать реальность и то, что за её пределами, абстрактными или геометрическими фигурами, утверждая, что их расположение на холсте обозначает и выражает то, что не может отразить реалистическое искусство. 

За каждой фигурой Малевича и Кандинского стояли страницы манифестов. Каждый штрих и каждый мазок были точно обоснованы в рамках теории искусства.

Вот и теперь люди решили избавиться от своего человеческого образа и обосновать это гендерными исследованиями.

Но в основе этого нового отказа не поиски небывалого, революционного, созидательного и потенциально продуктивного. В основе нового отказа — инфантилизм, желание делать не как все, чтобы привлечь к себе внимание, желание найти такую изощрённую и одновременно бессмысленную форму самопрезентации, которая будет отвратительна максимальному количеству людей, а потому станет тиражируемой.

Это переходный возраст человечества. Оно страдает синдромом дефицита внимания и гиперактивности. Человечество мало того что не может удерживать своё внимание на чём-то достаточно долго, оно ещё и жаждет этого бесконечного внимания к себе.

Посмотрите на меня: я гендерно-небинарная поэтка! 

Это всё, конечно, карнавал. Или даже фрик-шоу, кунсткамера. Но карнавалу полагается своё время — раз в году. 

Остальное время людям нужно, чтобы жить, зарабатывать, строить, открывать новое, говорить разумное и вечное. 

Главное слово сегодня в современном свободном мире — diversity. Его печатают на футболках и худи, о недостатке этого diversity пишут книги и рассуждают в телешоу. 

Diversity — это разнообразие. Предполагается, что современный мир настолько хорош и благолепен, что в нём есть место для любых форм и цветов. Для 56 полов и гендерно-небинарных акционисток мужского пола. 

Это, конечно, правда. Мир примет всех, а самое широкое разнообразие совершенно необходимо. 

Проблема в ином. Когда пятнадцатилетний подросток говорит: «В жизни нужно попробовать всё!» — он, скорее всего, имеет в виду героин и съёмки в порно, а не докторскую степень по астрофизике и благотворительный фонд.

Точно так же и нынешнее diversity предполагает не распространение научного знания или идеалов гуманизма, не спасение вымирающих языков, не актуализацию увядающих культур, не открытие новых. Нынешнее diversity предполагает право на потерю человеческого облика. Распад. 

То есть вся эта гендерная небинарность и лекции о ней не ведут ко всеобщему благоденствию или пресловутой толерантности. Они ведут к тому, что люди просто перестают опознавать людей в объектах заведомо чуждых и отталкивающих. 

Инфантильность хороша тем, что она заканчивается. Переходный возраст терпим, только если за ним виден этап становления. Сегодняшнее же diversity, кажется, требует только углубления и распространения. Вплоть, вероятно, до превращения некоторой касты в гендерно-небинарных рептилоидов.  

Человеку, как известно, нужен человек. Попробуйте испытать человеческие чувства — сострадание, симпатию, жалость — к рептилоиду. 

Тяжело, да. 

Хорошие времена рождают слабых людей.

Слабые люди рождают diversity.

Diversity сулит тяжёлые времена.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.